— Вы не знаете Синицына, Николай Андреевич. Он честный и смелый. Только он не любит говорить про себя…
Николай Андреевич снял очки и посмотрел на меня так, будто он вовсе не директор школы, а Миклухо-Маклай, только что сошедший с корвета «Витязь» и слушающий рассказ папуаса о своем чернокожем друге.
— Да? — наконец спросил он.
— Да, — выдержал я его взгляд.
— Может, ты прав, — задумался директор. — Ладно, иди на сбор.
В классе уже собрался почти весь отряд. Не было только Синицына, Саблина и Киреевой. Ровно в двенадцать пришел Попов. Он уже знал, что Генки нет. Вожатый поздоровался и сказал:
— Времени у меня в обрез. Надо еще закусить, а раз Синицын отсутствует, перенесем сбор на завтра. Ты не знаешь, что с ним? — спросил он меня.
— Струсил, — вскочила с места Тарелкина.
— Он не трус, — вступился я за друга.
— Ты всегда его защищаешь!
— Надо сначала узнать, а потом уж вешать человеку всякие ярлыки, — рассердился я.
— Ты же помнишь, — сказал Коля, — мы вчера договорились. Он дал слово.
— Сколько раз он его давал, — притворно вздохнул Грачев. — Но такова тактика морских пиратов.
— Хватит тебе упражняться в остроумии, — осадил его Попов под одобрительный гул отряда. Вовка повернулся к задним партам, обвел всех правым глазом (левый был перевязан бинтом) и, не встретив участливого лица, сказал:
— Есть, адмирал.
— У нас сейчас сбор отряда, и я для вас старший вожатый, — напомнил Коля.
Вовка встал и извинился. Я видел, что Коля нервничает и придирается к Грачеву потому, что нет Генки. И если сейчас он вдруг появится, весь гнев вожатого обрушится на него. А Генка умеет появиться именно тогда, когда не следует. Так случилось и на этот раз. С шумом распахнулась дверь, и на пороге застыл запыхавшийся Синицын. Прислонившись к косяку, он тяжело проговорил:
— Извините, ребята.
Потом подошел к парте, за которой сидел вдруг съежившийся Грачев, и, переводя дыхание, сказал:
— И ты извини меня, Вовка.