— Причем тут «Спутник»? — вспылил боцман. — Он же цветы у Ленина украл. Понимаешь, у такого человека! Скажи, какой он после этого пионер? Ну, скажи.
— Плохой, — согласился я. — Но из-за того, что ты повесил ему «фонарь» под глазом и разбил стекло, проиграла наша «Аврора». А мы обещали Дмитрию Петровичу, что наш крейсер будет всегда впереди. А получается, что мы не моряки, а трепачи. Вот если бы ты рассказал…
— О чем? — закипятился опять Генка.
— Что он сорвал цветы.
— Ты видел?
— Нет.
— И я нет. И никто не видел. А он не рыжий, чтобы сознаться. Ты знаешь, как он один собрал двести килограммов макулатуры?
— Нет.
— Подговорил первоклашек и обещал зачислить их на свой корабль юнгами. Ну, они ему и натаскали.
— Да ну?
— Вот тебе и ну. А вы все на меня…
— Кто же все?
— И директор, и наша Фаина, и математичка…
— Постой, постой, Генка, — перебил я боцмана. — У тебя получается, как у того крыловского волка — «…вы все мне зла хотите». Ты будешь стекла бить, а тебя за это хвалить? Ах, какой меткий стрелок!
— Я же не нарочно, — огрызнулся Синицын. — А директор сразу меня в хулиганы записал. Вредный он.
Я стал доказывать Генке, что наш директор вовсе не вредный, а только вспыльчивый, потому что он переживает за всех нас, и ему хочется, чтобы наша школа была самой лучшей.
— А Фаина тоже вспыльчивая?
— Нет, она хорошая, добрая, только какая-то нерешительная.
— Нерешительная, — протянул Генка. — Поэтому и ставит своим любимчикам пятерки, а другим — тройки да двойки.
— Выходит, и ты любимчик. Она тебе позавчера пятерку за басню поставила.