Эмиль предполагал, что скоро у ее жителей пройдет первое оцепенение от страшного известия и начнет разгораться пламя. Медленно разгораться. Тут-то очень важно подбросить дровишек и направить огонь в нужном направлении. В направлении Келеда.
В небольшую деревенскую пивнушку народу набилось раза в три больше, чем она могла вместить, и раз в двадцать больше, чем обычно бывает посетителей. Казалось, там собрались все старше десяти лет и способные самостоятельно передвигаться. Далеко не всем хватило места на лавках и люди стояли вдоль стен, а некоторые сидели на столах. Даже раскрытые окна не успевали проветривать помещение от едкого пота и углекислоты, от всей их внутренней всклоченности и подавленности. От ужаса.
Слово держал бессменный деревенский староста Николау, могучий сорокапятилетний дровосек, не отличающийся особым красноречием, но прекрасно «рубящий» суть большинства вопросов.
— Почти с незапамятных времен мы и наши предки жили в согласии с замком, и вот договор расторгнут. Страшной смертью гибнут наши мужья, жены, дети. Что нам делать? Кто хочет высказаться?
Есть сравнение — растревоженный улей. Именно его напоминал тесный кабачок, где все галдели, возмущались, негодовали, но — трусливые и раболепные создания, никто так и не осмелился взять слово и сказать нечто действительно решительное.
И вдруг этот недовольный и невнятный гул перекрыл не особо громкий, но твердый голос:
— Мы сожжем дотла это дьявольское гнездо, и я помогу в этом!
Толпа настороженно замолкла и, как по команде, все повернулись в сторону Эмиля. Никто и не заметил, как он вошел, а то наверняка не стали бы так петушиться. Наверняка донесет о сходке своим страшным хозяевам, а ночью жди визита. А им еще детей растить!
Да, да, но это ведь именно он сказал:
— Мы сожжем дотла это дьявольское гнездо, и я помогу в этом!
На лицах крестьян, сквозь горе, пот и испуг проступило удивление. Между тем, Эмиль уверенно продолжал:
— Я открою вам ворота Келеда на рассвете, когда ОНИ будут спать и мы поджарим ИХ в гробах, как беззащитных цыплят. А иначе вы каждый день только и будете делать, что хоронить, хоронить, хоронить, пока вас всех как чумой не выкосит.
Знал, хорошо знал Эмиль чего крестьяне бояться больше всего — очередной эпидемии чумы, которая всего-то лет тридцать как ушла из этих мест, изрядно их обезлюдев.
(Кстати, в ряде немецких и балканских преданий считается, что вампиры спят в гробах, наполненных чумной землей, которая иногда случайно, а иногда в отместку роду человеческому просыпается, приводя к вспышкам эпидемий)
Крестьяне, неуверенно потупив взгляды, не решались ничего сказать. Первым затянувшуюся паузу нарушил священник местной церквушки. Он недоверчиво покачал седой головой и, обращаясь к своим прихожанам, тихо произнес:
— Не верю я ему, совершенно не верю. Не знаю, что задумали его хозяева, но это западня.
— В западню попали дочки Анеты, а я всего лишь хочу вам помочь, вам, тупым и трусливым овцам.
— Хочешь помочь, так возьми кол и покончи с нечистью сам. Она ведь спит у тебя под боком. Это куда проще, чем поджигать замок.
Эмиль со знанием дела покачал головой:
— Чем дольше вы не будете мне верить, тем меньше вас останется. Впрочем, мне наплевать. Я в любом случае сегодня-завтра уйду, вампиры совсем озверели, уже и на меня зубы точат. Но без моей помощи вам внутрь не проникнуть. Так что думайте, деревенские умники, но не очень долго, — Эмиль многозначительно потряс в воздухе связкой ключей и продолжал:
ebooksa