Меня ты не сможешь прогнать.
Она будет там.
Прекрасно понимая, о чем идет речь, Виталий, бледнея, проговорил не своим голосом:
—Вы не можете знать об этом.
Трубка усмехнулась и заговорщицки прошептала:
—Уверяю вас,— не только могу, но и знаю. Если б вы знали, насколько близки к истине. Кстати, всё, что вас интересует о ней, (я имею в виду ту, коей посвящены сии правдивые строки), вы можете узнать, хотя я сильно сомневаюсь, что вы ее хоть сколько-нибудь интересуете.
—Вы, что же, сам дьявол—Не совсем. Всё есть нечто, что заставит вас поверить мне полностью.
—И что же это?— Виталий не мог пока во многом разобраться, но был уверен, что говорит с весьма посвященным человеком.
—Ваша клятва.
—Какая?
—Я понял.
—Ну и чудненько,— облегченно сказала трубка.— Теперь прошу извинить меня, мне хочется кушать. Good night.
Пошли гудки отбоя, и Виталий положил трубку на рычаг.
Мозг его принялся за обработку только что полученной информации. Серебряков искал логическое объяснение этому разговору и никак не мог его найти. Вместо этого что-то случилось с его организмом: кровь застучала в висках, по телу то и дело пробегал озноб. Виталия заколотило, словно в лихорадке. В голове загудел колокол, и где-то вдалеке послышался голос, шепчущий страшные слова:
Виталий на ватных ногах прошел в зал и повалился в кресло. На лбу выступила испарина. И резкая боль в затылке заставила Серебрякова сжать голову так, что казалось,— та тут же расколется. В глазах помутилось, показались красные кольца.
И неожиданно всё пропало; боль в голове, лихорадка. Вместо этого наступила слабость. Ощущение коей можно было сравнить с тем, когда с плеч сняли тяжеленный груз. Виталий откинулся в кресле и закрыл глаза. Появилась такая легкость, что казалось— немного усилий и— взлетишь.
Ничего не хотелось делать, только спать, провалиться в сон и не думать ни о чем.
Виталий перебрался на диван и через минуту заснул.
Какое красивое место! Коридор, вызывающий ностальгию. Тяжелая дубовая полированная дверь с трудом впускает