Другой

Вот он идет, на пять минут позже, разумеется, — Нильс глянул на часы, — экспресс до Тенистых Холмов, по дороге на Вавилон. Конечная остановка. Он слышал звон колокольчика — динь-динь-динь, — когда трамвай прогремел мимо дома.

Он мечтал сесть на старый экспресс до Тенистых Холмов и, сидя в плетеном кресле, проделать весь путь до Вавилона, до конца линии. Тенистые Холмы? О, это просто название такое, ответила Винни, когда он спросил ее об этом. Просто... просто место, вот и все. Нет, холмы на самом деле вовсе не тенистые. Да, ее родители живут как раз по пути туда, и Дженни, ее сестра, тоже; отец работает в трамвайном депо смазчиком. Но правда ли то, что рассказывал Холланд? Вавилон — это легендарное место, если верить ему. Столица, настоящее Эльдорадо, с роскошным дворцом — огромные пролеты лестниц, бронзовые ворота, башни, знамена, развевающиеся на остроконечных шпилях. Винни рассмеялась и покачала головой. Чушь. Там нет ничего похожего на твой Вавилон. Там просто старое здание из красного кирпича, сказала она, с железными воротами и ступенями, ведущими наверх, ужасно крутыми, — скорее крепость, чем дворец.

Динь-динь-динь — издалека уже...

Но Нильс хотел увидеть сам. Иногда, когда чувство одиночества охватывало его, когда он помимо своей воли стремился куда-то, сам не зная — куда, он вдруг испытывал ностальгию по Тенистым Холмам, месту, где никогда не был. Смешно — как можно испытывать ностальгию по месту, где не бывал? Вавилон — конец пути. Холланд никогда не рассказывал ничего, только хмыкал и пел свои дурацкие куплеты:

Скажи, где Вавилон стоит?

За тридевять земель...

Дойду, пока свеча горит?

Дойдешь — шагай смелей.

Он перешел к западному окну, оттуда можно было увидеть амбар. Сапсан-флюгер, неподвижный в лунном свете, повернулся к востоку, его янтарные глаза зорко следили за рекой. Темнея на фоне серебристой ленты реки, высился сухой сикомор, летом можно было раскачиваться на его ветвях и нырять в воду, зимой он служил убежищем, возле корней его разводили костры, чтобы согреться после катания на коньках. С грустью Нильс вспомнил, что именно там Билли Талькотт провалился под лед. Это было после дня рождения Дж.Вашингтона. Нильс, больной крупом, встал, чтобы пойти в ванную. Проходя мимо окна, он глянул на реку. Бедняга Билли, хромой, мог только ковылять по льду, но, когда он провалился в полынью, он был достаточно близко к берегу, чтобы Холланд, разводивший костер, успел спасти его. Но вместо этого он сбежал, сбежал — и оставил Билли, бьющегося, замерзающего в ледяной воде.

Нильс повернулся и увидел: Холланд вошел и улегся на свою постель.

— Ты ходил смотреть на фейерверк? — спросил Нильс.

— Нет. — Он смотрел на рыжее пятно на потолке прямо над головой.

— Очень красиво! — воскликнул Нильс, когда ракеты взорвались вдали. Нет ответа. Снова Холланд надулся. Нильс поискал подходящую тему, чтобы привлечь его внимание, и хихикнул.

— Что смешного? — захотел узнать Холланд.

— Я просто подумал...

— Ну?

— Да так, вспомнил пятиногую свинью на выставке уродов.

— Убери это куда-нибудь, — проворчал Холланд. Нильс подсел к нему и машинально встряхивал жестянку «Принц Альберт». Он проверил содержимое. Перстень для Перри. Вещь. Вещь была отвратительна. Он старался не думать об этом, гнал эти мысли прочь. Это все Холланд сделал. Холланд решил, а Нильс должен хранить Секрет...

Вот, опять этот его взгляд.

— Я же сказал тебе, не таскай ее с собой.