— Нильс, — сказала она ласково, когда мистер Анжелини приставил лестницу и снял его, — что ты такое делал?
— Я ничего такого не делал, — отвечал он возбужденно.
— Но что тебя заставило?
Он задыхался в замешательстве, глаза блестели, когда он пытался объяснить.
— Шантеклер — я играл в Шантеклера. — Чистая роса выступила у него на лбу. — Вдруг — ты понимаешь — я почувствовал, что это такое — быть петухом. И после этого я уже не мог остановиться. Я на самом деле стал Шантеклером. Я ничего не мог поделать!
— Не мог? — Это слово испугало ее. — Ты не мог остановиться?
— Да. Я думал, что смогу перестать подражать Шантеклеру. Но я не... — Он запнулся, стряхивая возбуждение.
— Что, детка?
— Я не хотел останавливаться.
Вот так было с петушком. И если бы его не остановили...
Вздрогнув, Ада бросила кисточку из верблюжьих волос в стаканчик и быстро поднялась. Выйдя из беседки, она догнала Нильса, пересекающего лужайку.
— Детка, — позвала она мягко, погрозив пальцем петушку, который взмахнул крыльями и удрал прочь. — Нильс!
— Да?
— Пойдем. — Она взяла его за руку, и он позволил отвести себя к беседке.
— О, Нильс делает большие успехи в арифметике, — воскликнула миссис Джевет доброжелательно, так, чтобы мальчик мог слышать. А тетушка Жози сказала:
— Нильс, лапочка, мы будем устраивать представление в этом году?
— Да, — ответил он, когда Ада вернулась за свой мольберт. Он подошел и присел на ручку кресла тетушки Жози, она прижала его к себе. — Да, будем. — Он смотрел в сторону улицы, надеясь увидеть Холланда. — Мы покажем новый фокус!
— О? Тогда мне придется подготовить музыкальный номер, — сказала она, кивая так, что ее кудряшки задрожали. Смешные и жесткие, некрасивого рыжеватого цвета, она каждую ночь накручивала их на бигуди и каждое утро обнаруживала, что они торчат во все стороны, как пружинки. — Но что? — спросила она. — «Калинку»?! — Она сделала трагическое лицо и тихо напела. Тетя Фаня кудахтнула, но Нильс забраковал.
— Что-нибудь танцевальное, — сказал он.
Жози напрягла мозги, потом растопырила пальцы.