Телевизор работал с приглушенным звуком. Какая-то серия «Чип и Дейл спешат на помощь».
Мисси Битс застонала. Симона нахмурилась:
— А что, поприличнее ничего не нашлось?
— К ней было легче всего подступиться, — сказал Дамиан. — Моя поклонница. И насколько я понял, она мать той... той жертвы, ну, ты понимаешь. Я подумал, что пусть это будет семейное дело.
— Ладно, — сказала Симона и принялась расставлять свечи. Черные свечи в виде фигурок обнаженных мужчин и женщин. Всего пять штук. По одной на каждый конец пентаграммы, которую Симона начертила прямо на ковре тальком — так чтобы журнальный столик оказался прямо по центру. — А теперь раздевайся и мастурбируй. Тебе надо спустить на нее. Уж постарайся как следует. Так, чтобы забрызгать семенем ее
Она достала из шкафа шляпную коробку.
— Ну вот, мой принц, — тихо проговорила она. — Скоро тебе будет пища.
Коробка тряслась у нее в руках. Симона поставила ее на пол, рядом с журнальным столиком. Она, казалось, вообще не замечала Дамиана, который методично дрочил левой рукой, склонившись над старой женщиной, его сопения и стоны были совершенно излишни и только отвлекали. Когда объект был готов, Симона достала из сумки обсидиановый нож — настоящий жертвенный нож из Мексики; по его ауре Симона доподлинно установила, что его действительно использовали для человеческих жертвоприношений во времена еще до Колумба, — сделала знак Дамиану, чтобы он отошел и не путался под ногами, освятила нож краткой молитвой к силам горним и низшим и произвела необходимые иссечения, стараясь закончить как можно быстрее. При этом ее лицо оставалось абсолютно бесстрастным. Она давно научилась подавлять в себе сочувствие к ритуальным жертвам; в ее работе сострадание только мешает. Черепахи и курицы — это одно. А люди имеют тенденцию сопротивляться.
Она была рада, что они использовали хлороформ. Ничто так не мешает сосредоточиться, как жертва, которая вырывается и кричит. А эта старушка — она никогда не узнает, что ее поразило.
Симона сделала последний надрез вдоль живота, так чтобы толстая кишка и ее содержимое были все на виду. Потом она наклонилась над шляпной коробкой, прошептала освобождающее заклинание и выпустила
— А это действительно необходимо? — спросил Дамиан, с трудом сдерживая тошноту.
— Уж лучше так, чем позволить ему жадно вылизывать тебе задницу, Преподобный, — сухо проговорила Симона и вышла из пентаграммы. Зрелище было не из приятных: бывший принц Пратна облепил старуху своими скользкими внутренностями и принялся загребать языком содержимое ее разрезанного кишечника. Симона отвела глаза, но она все равно слышала смачное чавканье и чувствовала омерзительный запах, который шел от
На экране спасатели-бурундуки что-то трещали писклявыми голосами. Дамиан сосредоточенно пялился в телевизор.
— Пойдем, — сказала Симона. — Ты уже это видел. Это повторный показ.
И тут они оба услышали вопль. Это был голос принца Пратны.
Симона резко обернулась. Из зеркальной столешницы высунулась рука. Бледная рука немертвого мальчика.
— Как ты посмел?! — закричала Симона духу из зеркала. Рука схватила миссис Битс за волосы и стала тянуть ее вниз — в зеркало.
— Будь ты проклят! — вопила Симона, но в круг войти не решалась. Там она стала бы уязвимой. Дрожа от бессильной злости, она наблюдала за тем, как тело медленно погружается в Зазеркалье. Бывший принц Пратна вцепился в ускользающую добычу языком и всеми внутренностями, пытаясь ее удержать. Но тут тело дернули с той стороны — с такой силой, что чудовищная голова без туловища свалилась со столика.
—
Тело миссис Битс почти целиком погрузилось в зеркало. Наружу торчала только левая ступня в сетке синих набухших вен. Грязный ноготь большого пальца указывал в потолок.