Избранные произведения в 2 томах. Том 1. Саламандра

22
18
20
22
24
26
28
30

— Поплывем дальше в гондоле. Садитесь вот здесь, — и показала мне место рядом с собой. — Beppo, cava il felze! — велела она гондольеру.

Пока слуга, исполняя ее волю, свертывал над нашими головами шелковый балдахин, Инес оперлась на мое плечо и, лукаво заглядывая в глаза, спросила:

— Вы хотя бы раз вспомнили обо мне с тех пор, как мы расстались?

— Синьора — отвечал я, утопая глазами в ее глазах, — я очарован вами.

— Так и должно быть, иначе и быть не могло.

— Куда направляемся? — кратко спросил я.

— В сторону Fondamente Nuove по системе поперечных каналов. Мне нравится скитаться в гондоле по этим тихим водным тропкам, вьющимся среди старых, пропитанных влагой домов.

Мы отчалили от берега. Направляемая уверенной рукой гондольера, лодка держалась близко к набережной, чтобы вскоре, после ловкого маневра, сделать пол-оборота вправо и, покинув Canal Grande, протиснуться в узкую горловину Rio di S. Felice.

— A-oel! — разнесся предупредительный клич Беппо. — A-oel! Sia stati!

Гондола проскользнула под аркой мостика, соединяющего улицу Vittorio Emanuele с площадью S. Felice, и снова свернула направо, в Rio di S. Sofia. Заслушавшись плеска весел, мы молча наслаждались плаванием.

Было в этой прогулке среди каменных зданий что-то завораживающее. Несмотря на всю прозу жизни, исходившую от этих двух-трехэтажных домов, старых, облупленных, с сохнувшим тут и там на жердях и веревках бельем, их окутывала загадочная атмосфера. Что-то притягательное таилось в сумрачных, скупо освещенных газовыми язычками портиках, что-то притягательное дремало в темных, проглядывающих сквозь створки ворот дворах, скрывалось в грязных, давно протухших бассейнах. Порой высунется из окна чья-то головка, сверкнут очи страстные, южные и сей же миг исчезнут, как бы испугавшись чужих глаз; порой из глубин таинственных альковов выплывет чудная, томлением исполненная песенка, завибрирует меж домов стенающим arpeggio и умолкнет, застыдившись неуместной своей красоты.

В черной, вязкой, застойной воде сливались в дрожи объятий причудливые контуры камней, водную гладь прошивали, радужно переливаясь на свету, какие-то маслянистые, толстые строчки и полосы. Кое-где из массивов жилых домов и зданий выступали воздушные крытые галереи — «мосты вздохов» серой, тоскливой обыденности, — как ладони, протянутые друг к другу над бездной, сопрягали они берега каналов; а вон каменный свод, выгибая подбрюшье над водой, перекидывает свой гибкий хребет из заулка в заулок.

Тишину улочек время от времени прорезали крики гондольеров.

— Sia fermi! — Sia stati! — Sia di lungo! — окликали они друг друга на поворотах.

На Rio di S. Andrea нам пришлось ненадолго задержаться: лодки сбились на узкой полоске воды, образовав затор; особенно туго пришлось пузатой, нагруженной углем товарной барже, зажатой суденышками в тиски; наконец, чиркнув бортом о набережную, она выбралась из западни, освободив путь и другим. Мы выплыли на канал Св. Екатерины.

— Налево, Беппо! Под арку ponticello! — распорядилась донья Инес.

Гондола подплыла к сходням дебаркадера. Мы высадились.

— Жди нас через десять минут на причале Fondamente Nuove, — наказала госпожа лодочнику.

— Sta bene, signora, sta bene.

Опершись на мое плечо, Инес стала подниматься по ступеням на берег, а старый гондольер пустился дальше в путь, чтобы свернуть каналом на север и через Stacca della Misericordia выплыть к Новым Набережным. Мы же тем временем миновали собор Св. Екатерины и углубились в лабиринт закоулков венецианской субурры…