— Взгляните-ка! — прервала она меня, указывая направо. — Какой вид! Находка для художника!
Мимо проплывала наполовину осевшая баржа под треугольным италийским парусом; нагружена она была овощами с острова Le Vignole, фруктами из садов соседнего плодоносного Torcello. Над грудами кирпично-красных помидоров, пирамидами моркови, свеклы, холмами винограда, персиков, крупных слив и оливок мягко вздувалось в порывах западного ветра лимонно-желтое парусное полотнище с изображением Св. Марка-покровителя.
— Сочетание красок как у Клода Моне.
— Или у нашего Вычулковского.
Вдали забелела полоса кладбищенской стены.
— Где-то здесь предмостные укрепления понтона, в дни поминовения его по приказу городских властей наводят между Венецией и островом Святого Михаила.
Гондола проплыла под стеной, омываемой ласковыми всплесками волн, и свернула к пристани у монастырского портала. Мы высадились и, войдя в ворота аббатства отцов-францисканцев, вскоре оказались во внутренней галерее. В глубине прогуливались между колоннами монахи. Грубые очертания монашеских ряс выразительными темными пятнами отпечатывались на фоне залитых солнцем стен, колонн и каменных плит. Широкие рукава иноческих одеяний обнажали руки, перебиравшие бусины четок или тихо шелестевшие страницами требников. С левой стороны галереи, из базилики, плыл аромат курений и оплывших свечей, в глубине перистиля, из волшебной Capella Emiliana, лились сладкие звуки фисгармонии; кто-то играл «Ave Maria» Гуно.
Мы пересекли замкнутую колоннадой площадь и через другие, внутренние ворота вышли на кладбище. Был седьмой час пополудни. Залитый закатным светом, приют покоя ослепил золотом и белизной — золотом солнца и белизной мрамора. Я невольно зажмурился. Мы шли вдоль кладбищенской стены с плитами, испещренными надписями, и могильными нишами. Под ногами глухо резонировали подземные склепы, со всех сторон отражались и били в глаза ослепительные солнечные блики.
— Как здесь мало зелени! — огорченно посетовал я. — Какая иссушающая белизна! Все-таки, синьора, эта деспотичная, всеподавляющая белизна угнетает. Она причиняет мне чуть ли не физическую боль.
Инес, слегка приподняв брови, вскинула на меня свой взгляд.
— Это в вас говорит сын Севера. Очевидно, ваши кладбища выглядят совсем иначе?
— О да. У нас места вечного покоя утопают в деревьях и кустарниках; буйная сочная зелень укутывает приюты умерших завесой плюща, драпирует кистями берез и калины мертвую белизну надгробий и гробниц. На польских кладбищах природа укрывает обители смерти в материнских объятиях, тогда как здесь, в этом благословенном краю вечно смеющегося солнца, даже в пристанищах душ усопших искусство бесстыдно справляет свой бездушный мраморный триумф — прискорбный триумф повапленных гробов. Увы, как же мне не хватает здесь зелени!
Я задержался у одной из усыпальниц, невольно привлекшей мое внимание. Сразу бросилась в глаза оригинальная скульптурная композиция.
На террасе дома запечатлена была женщина в натуральную величину, с милой, юностью чарующей внешностью; левой рукой она поддерживала складки платья, в правой же с изяществом несла вазу с цветами.
— «A Luisa Riccardi, moglie adorata — il marito», — прочел я надпись внизу.
— Это могила одной из здешних патрицианок, — объяснила Инес. — Она умерла скоропостижно. Безутешный муж велел увековечить свою супругу выходящей на прогулку в сад: говорят, такой он видел ее в последний раз, такой она запомнилась его взору за несколько часов до смерти. Этот вот миг ваятель и запечатлел в скульптуре.
— Она прекрасна, синьора, — сказал я в задумчивости.
— И, быть может, потому-то соседствует с красотой иного рода, — заметила Инес, переходя к другой гробнице. — Что вы скажете об этой могиле?
На алебастровой плите выделялись en relief два торса: молодого человека и волшебно-чарующей женщины. Впившись в нее влюбленным взором, он тянулся устами к чаше, которую она с улыбкой ему подносила. Невольно напрашивалось подозрение, не яд ли в сосуде. Тем паче что в улыбке женщины угадывались фальшь и коварство. Но ослепленный мужчина, казалось, не замечал этого — как наверняка не замечал острия узкой венецианской даги, которую она сжимала в другой руке, повернутой к нему тыльной стороной…
Я пробежал глазами ленту надписи.
ebooksa