Брачный сезон или Эксперименты с женой

22
18
20
22
24
26
28
30

Афанасий Никитич махнул рукой – этот простой жест был одним из его любимых, – но пакет с крупой все-таки подобрал.

– Ишь в какую даль забрался, – удивлялся Катькин дед, нарезая хлеб. – Что в Москве-то, еще играют?

Речь, видимо, шла опять-таки о преферансе.

– Не знаю, – честно признался я.

– То-то, я смотрю, к нам зачастили. Недавно вот тоже приезжал один, проигрался в пух и прах да уехал. Семь гектар с хвостиком остался должен…

Что за хвостатые гектары он имеет в виду? Как видно, дедуля не совсем в себе. И сельский прононс у него какой-то наигранный. Везет мне на сумасшедших. А Катька тоже хороша – хоть бы предупредила.

Афанасий Никитич поставил передо мной блюдо с бутербродами. Я взял один бутерброд. Сверху к нему что-то прилипло. Я пригляделся – тонкая пластина привезенной мной колбасы. Похоже, дед резал ее под микроскопом.

– А водки мы вечером попьем, – проинформировал он меня. – За преферансом.

Я кивнул и потянулся за следующим бутербродом. Внезапно заскрипели половицы, и со второго этажа медленно спустилась черная лоснящаяся туша.

– Это Барсэг, – пояснил Никитич. – Сожитель мой.

Обладатель гордого имени оказался прозаическим черным котом. Только очень толстым. Барсэг ткнулся тупой акульей мордой в мою ногу и пронзительно пискнул. Я кинул ему прозрачный ломтик колбасы. Он щелкнул челюстями и поймал колбасу на лету, как собака. После чего, по-коровьи расставляя задние лапы, поволок легкую во всех смыслах добычу в укромный уголок.

Я встал из-за стола и поблагодарил Катькиного деда за трапезу. Он прошел в маленькую дверцу около буфета, и оттуда донесся его голос:

– Иди, что ль? Ночлег тебе покажу…

Едва не стукнувшись лбом о низкую притолоку, я проник в маленькое помещение. Окна не было. Вместо него на стене была пришпилена потрепанная карта Московской области. На одном из гвоздиков висела гора телогреек, штанов и прочего необходимого в сельской местности тряпья. Под картой стоял верстак и впритирку к нему – топчан, покрытый полушубком. Остальное пространство комнатки занимали мы с Афанасием Никитичем.

– Вот, – сказал старик извиняющимся тоном. – Здесь и разместишься. Сам здесь спал. Теперь придется на столе…

А Катька, кажется, говорила, что я ничем не обременю ее дедушку. Теперь выходит, что из-за меня старик должен ночевать на столе. Подумать только: такой огромный домина, и так мало места! Что же у него на втором этаже?

Афанасий Никитич пробормотал:

– Ну, отдыхай пока. Я тоже пойду… Устал небось с дороги?

Еще бы! Добираясь в эту глухомань, я несколько раз подумал, что лучше бы уж меня убили мухрыгинские дружки.

Афанасий Никитич вышел и прикрыл за собой дверку. Через несколько минут раздался его молодецкий храп. Рядом со мной тоже что-то сипело. Я пригляделся. Кот Барсэг. Под аккомпанемент этих мирных звуков я погрузился в невеселые раздумья. О том, что все меня бросили и никому я не нужен. «Вот и Мария…» – подумал я, но решил не продолжать, чтобы не утонуть в пучине уныния.