Обладатель великой нелепости

Однако главное было еще впереди.

– Понял?

Арнольд слабо дернул головой. На его лбу выступили крупные капли – то ли от боли, то ли из-за переживаний о том, что задумал Феликс, а, скорее, и от того, и от другого вместе. Парень, понятное дело, чертовски боялся.

– Ладно? – потом Феликс глянул на Гарика: – Придержи его голову. Только крепко. А то у меня может не получиться, и я только зря сделаю ему больно.

Он сказал это внятно, однако надеялся, что толстяк не слишком-то станет обращать внимание на слова, обращенные не к нему лично, потому что всецело занят своей челюстью.

Когда Гарик выполнил свою часть работы – приподнял голову Арнольда над землей, подставив под нее одно колено, и крепко обхватил ее руками с обеих сторон чуть повыше висков – Феликс взялся правой рукой за нижнюю челюсть толстяка. Стараясь делать это как можно аккуратнее, чтобы не причинить лишней боли, и в то же время четко зафиксировать большой и указательный пальцы, между которыми втиснулся мясистый подбородок Арнольда. Он словно удерживал хрупкую деталь некоего анатомического конструктора, которую нужно было вставить в соответствующий паз одним плавным, но точным и быстрым движением. Ладонью левой руки Феликс осторожно ощупывал место, где выскочила «дужка» челюсти, пытаясь определить, насколько сильно натянуты связки. К тому же, его очень беспокоила мысль, не выскочит ли челюсть с другой стороны.

– Скоро ты? – одними губами спросил Гарик, за лицом которого «раненый» не мог следить, как за лицом Феликса.

Феликс сжал чуть сильнее нижнюю челюсть толстяка, стараясь не обращать внимания на его предостерегающие возгласы. Руки уже начинали предательски трястись от волнения, со лба стекал обильный пот… и неожиданно Феликс понял, что действительно сможет!

Он СМОЖЕТ.

Он еще не знал, как именно, но обрел вдруг абсолютную уверенность, что об этом знают его руки.

– Может… лучше «скорую»? – подал голос Гарик, но он даже не посмотрел в его сторону.

Феликс отпустил руки, дав им полную свободу.

Секунда…

…клад! клац! – раздался двойной щелчок… означавший, что челюсть встала на место!

Даже спустя много лет Лозинский, будучи уже опытных хирургом, так и не смог понять, как ему – четырнадцатилетнему мальчишке – удалось сделать это без специальной подготовки и знаний. Сотни раз прокручивая в памяти эти несколько минут – без сомнений, самых напряженных и страшных в его жизни – он так и не смог отыскать ответ, почему он тогда вдруг почувствовал себя настолько уверенным, и как он вообще мог на это решиться!

После двойного (казалось, невероятно звонкого) щелчка Феликс выпустил челюсть Арнольда и невольно отпрянул назад, ожидая криков боли своего первого в жизни пациента, – он уже почти их услышал… когда глаза толстяка испуганно округлились (клац! клац!), а его рот захлопнулся, словно где-то там у него вылетела какая-то пружинка.

Однако он всего лишь несколько раз мигнул… и вдруг улыбнулся одними губами.

– Щерт! – радостно произнес он, не разжимая зубов. – Щерт! Мне шавшем не было больно… Щерт!

Феликс и Гарик облегченно переглянулись.

– Ну ты даешь, Феля! – воскликнул Гарик, с восторгом глядя на товарища. – Это же класс! Ты просто… гений!