— В хрустальном реликварии с позолотой, — похвасталась настоятельница. — Уже сделан заказ у Армана Кайа Катлана в Лионе.
— Прекрасная мысль! — Епископ одобрительно кивнул.
— Посмотрите, коллега, слева нам не подобраться из-за руки, — доктор Конт обратился к доктору Талону. — Есть опасность повредить скелет.
— Пожалуй, вы правы, — ответил врач. — Начнем справа. Будьте любезны скальпель, сестра Клеманс!
— Если мне позволено будет заметить, матушка, упорствуя в своем мнении относительно сестры Мари-Бернарды и критикуя стольких выдающихся отцов, более компетентных в данной области, вы проявляете признаки непомерной гордыни. — Старая карга начала испытывать терпение бенедиктинца. — Каноническое дознание признало святость Бернадетты. Не говоря уже о тысячах благочестивых католиков, преданных делу Блаженной!
— Благочестивые католики! — фыркнула мать Мария. — Надо полагать, вы говорите о нескончаемых епископах и кардиналах, да о состоятельных сударынях, которые что ни день приезжали в монастырь послушать россказни Мари-Бернарды, а потом якобы невзначай роняли платочки, чтобы монашка своим прикосновением превратила их в бесценные реликвии! — Настоятельница расхохоталась. — Впрочем, Мари-Бернарда не любила говорить о явлениях. «Ах, как мне надоело пересказывать одно и то же!» — то и дело жаловалась она. А то, бывало, заупрямится: «Простите, матушка, я позабыла!» Как будто такое можно забыть! Вот почему я не верю в ее видения.
— Стало быть, она не хвасталась милостью Пресвятой Девы? — спросил монах, делая пометки в своих бумагах. — Многие на ее месте стремились бы заполучить как можно больше слушателей.
— Только не Мари-Бернарда! — Настоятельница покачала головой. — Она была очень скрытной. Считается, что Пресвятая Дева передала сестре Мари-Бернарде некое послание…
— О да, я помню.
— Так вот, упрямица так и не захотела сказать мне, в чем оно состояло, — негодовала мать Возу. — «Ты обязана передать мне послание Богородицы», — говорила я ей. А она лишь качала головой: «Не могу, это тайна». «Я твоя наставница в благочестии, — напомнила я ей, — У тебя не должно быть от меня тайн!» «Акеро сказала никому не говорить», — был ее ответ. Она называла Пресвятую Деву «Акеро» — «та самая» на языке ее родного Лангедока. В ней не было почтения даже к Богородице! «Ну а как же папа? — спрашивала я. — Ты, что же, и Его Первосвятейшеству ничего не скажешь?» — «Разумеется нет! — отвечала та. — Его это не касается!» Можете представить себе подобную дерзость? Теперь, я думаю, вы не упрекнете меня в моих действиях.
Хирург произвел надрез с правой стороны грудной клетки, извлек пятое и шестое ребра и передал их сестре Клеманс, начальнице монастырского лазарета. Вдруг сестра Клеманс вскрикнула и выронила извлеченные ребра на каменные плиты.
— Пресвятая Дева! — сдавленным голосом проговорила она.
— Что такое? — спросил доктор Конт.
— Они теплые!
— Это невозможно, — компетентно возразил хирург.
— Сестра Клеманс! — поспешила вмешаться настоятельница. — Возьмите себя в руки! — Она нагнулась, подняла ребра и опустила их в чашу со святой водой. — Вы переволновались, — сказала она монахине. — Святые мощи холодны как лед. — Госпожа Форестье дала сестре Клеманс полотенце. — А теперь вытрите их и положите на серебряный поднос.
Но сестру Клеманс было не успокоить.
— Уверяю вас, матушка, они были теплые! — шумно всхлипывала та. — От них исходила теплота живого тела! Хвала Пресвятой Деве! Великую милость ниспослал Господь нашей Бернадетте!
Рыдающую монахиню пришлось увести из часовни. Ее место, впрочем, без особой радости заняла сестра Филомена.
— В каких действиях, матушка? — монах сделал вид, что не понял, о чем идет речь.