— Таковы пути плоти нашей… — пробормотал Спаркс.
— Отпав от Бога, чтобы править миром, «это» удовлетворяет свою гордыню, считая себя Богом.
— Зло, воцарившееся в мире, христиане называют Люцифером.
— Мальчик в голубом сказал, что у «этого» много имен.
— Да, миф о падшем ангеле существует почти во всех культурах… Почему Блаватская называет его «обитающим у входа»?
— Покидая мир физический после пребывания в нем — а таких пребываний, очевидно, множество, как утверждает Блаватская, — зло удаляется в убежище между двумя мирами. Оно собирает вокруг себя потерянные, развращенные души, последовавшие за ним после смерти.
— Эти души и обозначаются «Семеркой»?
— Я не могу вспомнить точное число, но говорится о них собирательно.
— И следовательно, приверженные злу первыми возвращаются из purgatorium в физический мир, — возбужденно проговорил Спаркс. — Они пролагают путь — проход — для своего Черного господина, «обитающего у входа» между физическим и мистическим мирами в ожидании возвращения на землю.
Дойл кивнул.
— В общем, да. Хотя я не помню, чтобы Блаватская называла «это» и его адептов «Черным господином» и «Семеркой». Имя им всем — Темное братство.
Спаркс замолчал. Они миновали окраины Лондона и выехали на грязную проселочную дорогу. «Неужели придется трястись в экипаже до самого Уитби? — подумал Дойл. — На это уйдет дня два или даже три».
— Скажите, Дойл, у медиумов, с которыми вы встречались, бывали какие-то странные видения? — спросил Спаркс.
— Да, нечто неясное. Какие-то смутные предчувствия и ощущения. Весьма расплывчатые и эфемерные.
— И никаких деталей?
— Об этом я слышал только от Спайви, видевшего мальчика в голубом.
— Как вы думаете, этот мальчик действительно был ясновидцем?
— Я бы сказал, что он невероятно остро чувствовал происходящее. Но делать определенные выводы, не зная истоков болезни, не в моих правилах. Мне показалось, что видение, преследовавшее его, ускорило его смерть.
— Как если бы оно и напало на мальчика?
— Да, малыш был раздавлен чудовищной тяжестью навалившегося на него испытания.