Она говорила, он слушал внимательно, задавал вопросы, но по въевшейся привычке ни на миг не переставал контролировать окружающую обстановку.
Мысленно очертил некую окружность и внимательно наблюдал за всеми, ее пересекавшими и находившимися внутри. Пока ничего подозрительного. Вот подъехал «ниссан», парень открыл дверцу, махнул – девушка в короткой юбчонке подбежала, чмокнула в щеку. Села на пассажирское место. Уехали. Вот нетвердо шагающий гражданин зашел за пластиковое ограждение кафе, подплыл к стойке, долго шевелил губами, глядя на цены, – и отчалил в неизвестном направлении. Вот их коренастый сосед, читатель «Спорт-Экспресса», сложил газету, оставил ее на столике, накинул на руку летний плащ и пошел к выходу. Лицо у любителя спорта было удивленно-радостное, даже несколько ошарашенное. Словно он сейчас прочитал о том, что питерский «Зенит» вышел в финал Лиги Чемпионов…
– В классе все ученики из обеспеченных семей? – спросил Граев.
Людмила не успела ответить – любитель спорта поравнялся с ними, сдернул плащ с правой руки резким движением матадора.
В руке был пистолет. Большой, громоздкий, с хищно вытянутым дулом. АПС – автоматический пистолет Стечкина. Падающий плащ еще не долетел до пола – «Стечкин» взорвался длинной очередью. Прямо по сидящим за столиком.
По Танцору и Людмиле.
3.
В лесу было хорошо.
Утренний холодок ушел, но высоко поднявшееся солнце не успело пробиться сквозь кроны деревьев и нагреть, раскалить воздух здесь, у земли. Сквозь подлесок шныряли пичуги, выискивая каких-то букашек на потребу вечно голодным птенцам. Неподалеку барабанил дятел.
Макс не обращал на природные красоты внимания. Он наблюдал за домом Райниса. Журналист снял домик здесь, на улице Заречной, – чтобы, по его словам, быть поближе к природе: птичий хор на рассвете, утренняя пробежка по лесу и прочие пейзанские радости.
Заречная улица Ямбурга не так давно именовалась деревней Заречье – и осталась деревней до сих пор, несмотря на смену официального названия. Деревянные дома, вытянувшиеся в одну линию вдоль берега Луги, сады-огороды, срубы колодцев (полагавшийся по обретенному городскому статусу водопровод в экс-Заречье подвели, установили несколько колонок, но жители по старинке питьевую воду набирали в колодцах – вкуснее).
С другой стороны к улице-деревне вплотную примыкал лес. Макс подозревал, что выбор жилья Райнисом с птичками-бабочками связан мало. Просто в случае необходимости легче унести ноги. Пробежал пятнадцать метров, нырнул – и поминай, как звали (аквалангистом Райнис был серьезным, не чета Максу). Или – если от реки отрежут – уходи лесом. Удобно.
Вот только, по всему судя, идеальная позиция ничем этому ботанику не помогла. Пришли ночью парни Крымаря, приставили к башке шпалер, – и всё, отнырялся-отбегался.
Ничем другим свое утреннее приключение Макс объяснить не смог.
Врезали ботанику раз-другой – и поплыл, раскололся. Сдал весь план операции. А завтра, на рассвете, придет его черед нырять с моста «солдатиком». Джазмену плевать на иностранное гражданство, утопит и не поморщится. Отморозок, одно слово.
Только эти соображения удержали Макса от первоначального порыва – выйти на Таллиннское шоссе и заняться демократической процедурой голосования. Дело было даже не в том, что сегодня Джазмен напялит акваланг и отправится на свою арт-выставку – принять и разместить новый экспонат. То есть Макса. И наверняка заинтересуется оного экспоната отсутствием. И выпотрошит из Райниса (если еще не выпотрошил) всё, что журналист знает о неудачливом кандидате в утопленники. А знал тот немало…
…Райнис отыскал Макса в Питере и предложил безумную на первый взгляд идею: прикончить удельное княжество Джазмена репортажем о его садистских забавах. Макс отреагировал адекватно: покрутил пальцем у виска. Райнис давил на гуманизм и описывал страдания тонущих жертв. Макс резонно возражал, что свято место пусто не бывает, придет кто-то другой и начнет менее экзотично зарывать криминальные трупы в лесу, или же обзаведется цистерной с щелочью…
Прибалт зашел с другого фланга, и поведал о потоке белой гадости, текущем через Ямбург в Балтию, и о судьбе бедных прибалтийских юношей и девушек, севших на иглу стараниями Джазмена. Макс не расчувствовался – кто ищет ширева, тот найдет, с Джазменом или без него.
Райнис попробовал припугнуть, и показал неизвестно каким путем полученные ментовские фотографии, изображавшие квартиру, которую арендовали два торговца мандаринами. Эти коммерсанты, оставив жен на солнечной родине, на шлюх не тратились, а имели обыкновение разнообразить свой досуг, затаскивая вечером в машину одиноко идущих славянских девушек помоложе, – а утром вышвыривали их, голых и изнасилованных всеми способами, на дальних загородных пустырях. Одна из девчонок, попавшаяся джигитам зимой, лишилась пальцев на руках и ногах, сильно обморозившись; еще одна наложила на себя руки…
На снимках квартира торговцев вид имела малоэстетичный – для граждан, не видящих особой эстетики в кастрированных трупах.