Стая

Макс заинтересованно просмотрел фотографии и спросил: какое отношение имеет эта коллекция к нему? Может быть, имеются свидетельские показания? Или отпечатки пальцев?

Тогда Райнис бухнул на стол свой главный козырь, долженствующий стать, наряду с ямбургским мостом, основой для убойного эксклюзива. В Ямбурге начиналась глубоко законспирированная караванная тропка, поставлявшая в Европу уникальный, куда там героину, товар. Детей-доноров. Лже-усыновления. Банальная покупка в детских домах и приютах детей, которые списывались потом как убежавшие. Наконец, похищения. О судьбе мальчишек и девчонок, отдававших свои органы детям западных миллионеров, Райнис не знал, но подозрения имел самые мрачные. Никто из них никогда не выступал с жалобой на незаконно изъятую, к примеру, почку. А иные операции с дальнейшей жизнью донора просто не совместимы.

На этом Макс сломался…

Попросил два дня на раздумья, – хотя знал: раздумывать не о чем. За некоторые вещи надо убивать. И не компроматом. Но согласившись на предложение Райниса, можно было получить всю собранную прибалтами информацию, не теряя времени на разведку. Результатами раздумий стали попытка связаться со Граевым (быстро тот не откликнулся, а ждать Макс не мог) и поездка в Ямбург, – закончившаяся на дне Луги…

…Короче говоря, если Райнис сдаст (или уже сдал) все, что знает о Максе – домой можно не торопиться. Все равно вернуться в Ямбург придется не во всеоружии, а в багажнике машины, связанным по рукам и ногам. При таком раскладе единственный способ поквитаться с Джазменом – остаться здесь, и, не медля, попробовать добраться до него с подручными средствами. Выломать, например, в лесу дубину потолще…

Наверное, примерно такими выкладками оправдывал бы свои действия Танцор, любивший, в отличие от Макса, логические построения.

Макс, готовясь пойти в сельский домик, где почти наверняка ждала засада, думал проще: своих бросать нельзя. Нигде. Никогда.

СТАЯ – II(май)

– Кабаны… – негромко сказал Пузырь. – Бля буду…

– Будешь, точно будешь, – подтвердил Игоша, не отрываясь от дела: выпутывал из сети подлещика, рядом шевелили жабрами еще два. Кабанами этих подтощалых недомерков можно было назвать только с изрядного перепою. А они с Пузырем хоть и врезали вчера по водочке, но умеренно.

– Да ты, ёптыть, бо́шку-то поверни! – заорал Пузырь, отчего-то шепотом. Трудно орать шепотом, но Пузырь сумел.

Игоша повернул – недовольно. И аж выпустил из рук и сеть, и подлещика.

В предрассветном тумане смутно виднелись массивные силуэты, рассекавшие воду. Похоже, и впрямь кабаны.

– Три… Четыре… – считал вполголоса Пузырь. – А вона еще поотставших два… Цельная стая… Мяса-то…

– Может, подгребем? – загорелся Игоша. Он был охоч до халявного мяса. И до халявной рыбы. И до халявной водки. И вообще до халявы.

– Подгребешь – и что? – остудил его пыл Пузырь. – За ушком ему почешешь? Или веслом по кумполу?

Весла на их надувной лодке и в самом деле стояли несерьезные – пластмассовые, с вихлючими тонкими лопастями. Где уж тут по кумполу…

– Может, сетью накрыть? – не сдавался Игоша. – Мелкого какого? Подсвинка?

– Не егози… Пока ты сеть с воды выберешь, они уж на берегу будут. Да и была б наготове – он те бо́шкой мотнет, клыком борт вспорет, – и открывай, ёптыть, купальный сезон.

Игоша понуро вздохнул, глядя, как исчезают, растворяются в тумане халявные окорока и карбонат.