Бермудский артефакт

– Зачем вам знать это, Макаров? – громко произнес мужчина. – Он не один, имя мое вам все равно ничего не скажет. У нас с Питером есть «беретта» и неплохой запас патронов.

– Кто вы такие? Что вам нужно на этом корабле? Питер, с тобой все в порядке?! – Удар в дверь.

– С ним все хорошо, Макаров, перестаньте нервничать.

– Откуда вы знаете мое имя? Кто те двое, что напали на меня в гальюне?

Разговаривать через перегородку было просто. Эхо пустующих помещений разносило этот разговор по всем закоулкам авианосца.

– К сожалению, я не могу ответить вам на этот вопрос. Просто убейте меня, и закончим на этом.

– Вы сумасшедший?

– Нет, провалившийся. – И Уокен стал разглядывать свою ладонь, словно видел ее впервые.

За дверью шло совещание – он это прекрасно понимал. На повестке дня этих дебатов стоит вопрос – что делать, когда в руках сумасшедшего оказался ребенок. И что, вообще, происходит. Как штурмовать каюту, если случайным выстрелом можно ранить или убить маленького мальчика? Или – как не спровоцировать этого бандита на действия в отношении ребенка?

Уокен усмехнулся.

Он никогда в жизни, а при данных обстоятельствах – особенно, не воспользовался бы таким козырем, как ребенок. Он понимал, что отсутствие такого желания кроется не в его любви к детям. Безусловно, можно было бы взять пацана в охапку и потребовать выполнения своих условий. Только сделать это не так, как делают психи. По два часа они базарят через дверь с полицией, а когда весь штат соберется около дома, они требуют виски, пива, миллион долларов в двадцатках и джип до аэропорта. А полиции того и нужно. Ты только дай им времени – часа три-четыре, чтобы их тугие мозги распрямились! А потом они будут работать, как универсальные солдаты. Поэтому и выбирают бобби время для тяжких раздумий. Все можно было бы сделать проще. Взять салагу на руки, потребовать отвалить от каюты и быстро выйти на улицу. Ни один из них не решится нажать на спуск, если у тебя на руках ребенок! Только делать нужно все быстро и четко.

Но Уокен, стоя посреди комнаты и держа под контролем весь проход до двери, даже не думал о том, чтобы так поступить. Ни при чем здесь любовь к детям, ни при чем… Он не должен отсюда выйти, иначе его разговорят. Среди них есть люди, умеющие развязывать язык. И тогда дочь в Луисвилле… Она умрет. Есть поступки, которые не имеют срока давности. Даже у убийства есть срок, по истечении которого ты можешь избежать наказания. Но есть поступки, за которые потом придется расплачиваться всю жизнь если не перед людьми, то перед собой точно. И еще неизвестно, что из этой дилеммы страшнее. Заслоняться ребенком – это почти то же самое, что убить родную мать или священника. Но разве священник не был убит? Там, в лесу, далеко отсюда. Далеко – не в милях, далеко… чем же измерить это расстояние, если нельзя в милях?..

Вряд ли это понимают те, что сейчас за дверью пытаются быстро выносить и родить какой-то искусный план, пунктов в котором всего два – рыбу съесть и кости сдать? И рассказчика живым взять, и чтобы при этом не пострадал ребенок…

Глупцы.

– Макаров, эй!

– Я хочу быть уверен в том, что ты не сделаешь плохо ребенку! – послышалось после короткой паузы. – После этого будем что-то решать.

– Ты дурак, Макаров. Щенок не при делах. Заходи, и будем решать.

Немного подумав, он поинтересовался:

– Артур рядом?

– Я здесь, урод, – послышался хриплый голос. – Откуда ты знаешь наши имена?