– Я себя чувствую чертовски странно. Как-то омерзительно. Все время думаю о том водителе, об этом ублюдке.
– Не надо.
– Если б он выжил, я бы убил его.
– Не надо.
– Прости.
– Мне так жаль Отто и ребят Хетфилд.
– По крайней мере, Отто остался в живых, – заметил он.
– Понимаешь, сейчас ему, должно быть, очень не по себе.
– Я не должен был покупать Фабиану эту машину.
– Тут нет твоей вины, дорогой; ты всегда был добр к нему.
– Я должен был заставить его ездить помедленнее.
– Не думаю, чтобы это имело какое-то значение. Прости, что подняла тебя. Спи.
– Да все в порядке, я уже совсем разгулялся.
– Поспи. Я позвоню тебе позже.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Посмотрев на трубку, Алекс грустно улыбнулась, осторожно положила ее на рычаг и снова прилегла на подушки. Она знала, что тоже любит его; ей не хватало его большого теплого тела, его нежности. Какого черта они расстались? На нее неожиданно навалилась усталость, усталость и теплота, и она провалилась в глубокий сон; ей снился Фабиан – то воздушный и легкий, то мрачный и смущенный; он, смеясь, держал ее за руку и играл с ней, как ребенок, если не считать, что он был взрослым человеком, который неожиданно постарел, и так заметно, что она видела морщины на его лице. Она проснулась, дрожа и страшась открыть глаза в темной спальне. Затем она снова заснула, и на этот раз спала без снов.
В семь часов ее разбудил будильник, она не обратила на звонок внимания, но когда снова посмотрела на часы, то увидела, что уже без десяти восемь. Все, нужно возвращаться к нормальному существованию, подумала Алекс. Она еще будет посыпать голову пеплом, но ей необходимо решить, понравилось бы это Фабиану или нет. Последние десять дней прошли в каком-то тумане, заполненном ожиданием, пока французская бюрократия соизволит выдать тело, чтобы перевезти его в Англию. Дэвид вылетел во Францию – позаботиться обо всех формальностях, все организовать. Он не обращался к ней ни с какими просьбами. Вел себя безукоризненно. И теперь она должна вернуться к жизни, собраться с силами и заняться делами. В любом случае ее ждут – и сотрудники, и партнеры, и клиенты. Пришло время доказать им, что она может собраться, доказать это Дэвиду, но главным образом самой себе.
Алекс колебалась, прикидывая, что бы надеть. Фабиан всегда пристрастно относился к ее внешнему виду, он был куда внимательнее, чем Дэвид. Правильный подбор цветов, рисунка и линий, правильное сочетание предметов – господи, порой он становился невыносимым снобом. Она даже позволила себе чуть развеселиться и улыбнулась, сдерживая слезы, когда рылась в ящике, полном шелковых шарфиков, все работы Корнелии Джеймс, большинство из них куплено Фабианом. Так какой же из них? Она перебирала их один за другим, позволяя соскальзывать с рук легким цветным водопадом, и выбрала наконец бирюзовый. Аккуратно обернув им шею, она завязала его таким образом, чтобы был виден фирменный знак Корнелии Джеймс. «Ты доволен, дорогой? – подумала она. – Хорошо ли я выгляжу?»
Алекс залпом проглотила полчашки кофе, он оказался слишком горячим, схватила пальто и заторопилась выйти. Когда она уже была у двери, звякнул звонок, и она сразу, едва он перестал звенеть, открыла дверь. Стоявшая на пороге женщина удивленно подняла на нее глаза и отступила на шаг: грудастая блондинка, с волосами выбеленными перекисью водорода, аккуратно, но несколько вызывающе одетая в белое и черное. Она смахивала на работницу актерского агентства, явившуюся за сценарием; розовый ротик был явно маловат для ее широкого лица.
– Миссис Хайтауэр? – Она с подчеркнутой аккуратностью выговаривала слова, словно на занятиях по выразительному чтению, дабы скрыть свой акцент Ист-Энда.