Сломанное время

22
18
20
22
24
26
28
30

Гудзон ничего не сказал, лишь пошевелился, подтянув ноги. Три часа они молчали. Никто не знал, о чем можно говорить. Но потом пришли трое, отстегнули Гудзона от браслетов. Проверили данные в планшете, чертыхнулись и снова пристегнули Гудзона к стене. И ушли.

Гоша почувствовал, как отлегло от сердца. Что же должен был испытывать Гудзон?

Тем временем с Арчи стали происходить какие-то странные изменения. Он пошевелился – уже не в забытьи, а осознанно. Вытянулся, как при агонии, и снова подобрал под себя лапы. От него отвалилось, обнажив серую кожу, несколько пучков короткой шерсти. Они сходили с его тела, будто срезаемые машинкой – полосами. Арчи поднял голову, попробовал зевнуть, но у него ничего не получилось. Словно заклинило челюсть. Гоша смотрел на эти метаморфозы с отвращением и страхом. Убитая собака ожила. Как сказал Гудзон – «лекарь применил магию».

– Бред какой-то… – пробормотал Гоша. – Все вокруг – бред.

Он попытался вспомнить, что видел, когда они с Гудзоном бежали по коридору. Две длинные стеклянные стены, и через каждые десять-двенадцать метров – дверь. Такое впечатление, что весь коридор состоял из бесконечных помещений, разделенных друг с другом стенами, а с проходом меж ними – стеклом.

– Пуленепробиваемым, – вслух добавил Гоша.

Перегородки, разделяющие коридор с помещениями, завешаны жалюзи. Проход оснащен системой видеонаблюдения и громкоговорителями. Все указывает на то, что информация собирается на центральный пульт, где руководитель этой конторы имеет возможность видеть все. То есть абсолютно все в каждом уголке подземной лаборатории.

Употребив слово «лаборатория», Гоша тут же перенесся мысленно в комнату, где разговаривал с неизвестным. Минимум оборудования. Из основного – столы с колпаками, похожими на авиационные фонари, внутри которых поддерживается пригодная для жизни среда, и посреди комнаты – система для управления и поддержания этой среды.

Вот и все, что увидел пока Гоша.

Ах, нет!

– Я забыл о смежной тюрьме! – усмехнулся он. – Или лазарете – как им угодно.

Коридор, сопряженный с лабораторией, уходил влево, за угол (Гоша тут же вспомнил и косяк, о который ломал хребет Арчи). В этом коридоре, который был настолько же долог, помещений было в два раза больше. Если учесть, что в каждой комнате по две пары оков… Но подсчитать все равно не удастся. Конца коридора не было видно. Он уходил в точку, как уходило в точку отверстие люка, в которое он проскользнул за четверть часа до взрыва.

Гоша посмотрел на Арчи. Тот сделал еще одну попытку зевнуть.

Раздался хруст, который раздается в вагоне, когда один из пассажиров ломает куриную ногу, и Гоша почувствовал легкий озноб…

Челюсти Арчи разошлись и словно приплюснулись. С костями черепа добермана что-то случилось. Они странным образом, после зевков пса, изменили свою форму. И новый вид их вызывал отвращение, которое вызывает огромный паук, пытающийся забраться на руку.

«Я не хочу это видеть…» – подумал Гоша. Картина и впрямь была не из привлекательных.

Из пасти Арчи вышла пена. Он деловито слизал ее с пола, и было видно, что управляться языком с новой мордой доберману значительно труднее. Старые рефлексы протестовали против новшеств.

Глаза Арчи утратили блеск. Казалось, и подвижность тоже.

Но когда вдруг он скосил взгляд на Гошу, тот машинально сжал кулаки и напрягся.

Арчи смотрел так, словно думал.