Последние слова она произнесла почти шепотом, и Никс, хотя его глаза умоляли ее, не сказал больше ни слова. Когда Ундина распахнула дверь, он схватил рюкзак и бросился вон.
«Вас приветствует оператор сотовой связи „Сингьюлар“… Para espacol, marque uno.[51] Чтобы переключиться на английский…»
Ундина выключила телефон и захлопнула дверь, не желая больше видеть лицо Никса, не желая смотреть, как он идет по улице, одинокий и никому не нужный. Она готова была вызвать полицию и собиралась набрать нужный номер. Почему она в последний момент передумала? Я за него не отвечаю, повторяла она себе, снова соскользнув спиной по двери, сжимаясь в клубочек на полу. Она была на грани истерики — из горла рвались сухие судорожные всхлипы, но все же какая-то часть ее, которая всегда была с ней и всегда держалась особняком, и сейчас стояла поодаль, со стороны глядя на ее собственное жалкое, распадающееся на куски «я».
«Кольца. Я вижу кольца огня вокруг людей. А потом они умирают».
Холод плиток пола действовал успокоительно, и вскоре дыхание Ундины выровнялось, истерические всхлипы прекратились. Она знала, что нужно делать.
Телефон все еще был у нее в руке, плотно зажатый в пальцах. Она прокрутила список имен, пока не нашла нужное, и нажала кнопку вызова. Ральф Мейсон ответил после второго гудка:
— Детка!
Когда она услышала голос отца — теплый, обыденный, — в ней вдруг что-то надломилось и Ундина поняла, что снова плачет, на этот раз тихо поскуливая в трубку, не успев еще ничего сказать. Ей больше не хотелось говорить, ей хотелось плакать, но, как она ни старалась, слез больше не было.
— Ундина, милая, что случилось? Что произошло, детка? Ты в порядке? Что случилось?
Сначала она только скулила в ответ, но когда Ральф спросил: «Нужна неотложка? Позвонить девять-один-один?», она умудрилась выдавить: «Нет».
Неотложка ей была не нужна. И уж конечно, полиции ей тоже не хотелось.
— Папка, я хочу в Чикаго.
— Конечно, солнышко, конечно. Мы прямо сейчас купим тебе билет. Но что случилось? Что произошло? Ундина, ты должна рассказать мне, в чем дело, иначе я тут изведусь. — Его голос вдруг сорвался. — Ты очень напугала своего папашу, солнышко.
— Пап. — Она вытерла глаза, пытаясь собраться с мыслями. — Пап, со мной что-то не так. Что-то не так.
Она снова начала всхлипывать.
— Что ты имеешь в виду под «не так»? — Ральф попытался успокоить ее. — Что-то произошло с кем-то из твоих друзей? С твоим парнем? Эллен говорила, что кто-то живет с тобой в доме. Ты в порядке? Прошу, дорогая, расскажи…
— Нет-нет. Это не то. Это я, — сдавленно ответила она.
Она не собиралась рассказывать отцу о произошедшем с ней или о Никсе — ни в коем случае. Ну, по крайней мере, не сейчас. Да и как бы она рассказала — Ральф, с его научным складом ума, не понял бы.
— Это я. Что-то не так со мной. — Она пыталась успокоиться и объяснить. — Я это знаю. Я просто не знаю, что именно. Я не… Папа… — Она не сразу поняла, что такое говорит, пока не услышала собственный голос. — Папа, ты знаешь кого-нибудь по имени Вив?
— Она пыталась связаться с тобой, Ундина? — заговорил Ральф таким серьезным голосом, которого она никогда у него не слышала, и ей пришлось замолчать и слушать. — Вив встречалась с тобой?