— Возьми папку, родная. Все в папке. Той самой, которую я дал тебе вместе со страховым полисом. Там есть конверт с маркировкой: «Только для врачебных целей». Открой его. В нем вся твоя история.
Во время разговора Ундина бродила по кухне; папка, оставленная ее отцом три недели назад, лежала на столе возле двери. Зажав телефон между ухом и плечом, она отыскала конверт с логотипом «Зеликс» из двойной спирали, похожей на знак бесконечности, и аккуратной подписью: «Только для врачебных целей». Должно быть, отец знал, что она ни за что не станет заглядывать туда.
— Нашла, — прошептала она.
— Давай открой его.
Она сломала печать. Внутри оказался единственный листок — оригинал ее свидетельства о рождении, которого она, поняла Ундина, никогда прежде не видела. Триш Мейсон, мать. Ральф Мейсон, отец. Дата рождения, цвет глаз, вес, рост. Но в графе «особые обстоятельства» было написано: «Трансплантация зародыша от донора Вивиан Грин, медсестры, СС № 262-98-8766,1202 С.-З. Глисан, № 4, Портленд, ИО 97209». И в графе «группа крови»: «РЕДКАЯ, НЕВОЗМОЖНО ПОЛУЧИТЬ ОБРАЗЕЦ».
— Но группа крови… что с моей группой крови?
Ральф прокашлялся.
— У тебя очень необычная группа крови, Ундина. Я никогда такой не видел; это в группе Lan. Я уверен, есть кто-то еще в мире, у кого такая же… Ну, может, у Вив… но я до сих пор не сумел определить ее.
— Но почему ты мне ничего не рассказывал? Почему ты говоришь об этом только сейчас? Почему, папа?
— Милая моя, мне так жаль. Просто… поздно уже было. Мама забеременела Максом. В тот раз все прошло нормально. Словно и не было никаких проблем. И конечно, мы хотели, чтобы ты была нашей, целиком и полностью. Ты чувствовала себя нашим ребенком, и потому мы просто… врали. Мы врали тебе. Мы хотели уберечь тебя. Прости меня, милая. Я думал, что если мы будем молчать достаточно долго, то никогда и не придется говорить тебе об этом. Но когда ты позвонила… Я просто не смог слышать, как ты плачешь. Я хотел, чтобы ты знала, что всему этому есть объяснение…
Ральф заплакал, и Ундина смутилась.
— Папа, нет. Папка, не плачь.
— Это ничто по сравнению с тем, как мы тебя любим. Но вероятно, это объясняет, отчего ты чувствуешь себя иной. — Он вздохнул, его голос надломился и теперь доносился словно издалека: — Господи. В конце концов, они вылезают.
— Что, пап? Что ты говоришь?
— Гены, детка. Конечно, ты чувствуешь это. Думаю, мы просто не хотели в этом признаваться. Мы, мама и я, мы не хотели признавать это.
Он высморкался и заговорил снова, на этот раз тверже, с большей уверенностью.
— Ундина, я прямо сейчас куплю тебе билет. Насчет чемоданов не беспокойся, главное, приезжай сама. Одежду тебе какую-нибудь тут купим. Просто поезжай в аэропорт. Я хочу, чтоб ты села в самолет и прилетела сюда. Мы должны разобраться с этим как положено, всей семьей. Вместе. У тебя на трубке остался номер Вив, с которого она звонила?
— Нет. Тут нет ничего.
— Ну и ладно. Мы придумаем, что делать дальше. Она неплохая. Она просто… она просто…
— Все нормально. Ты не обязан объяснять. — Ундина была до такой степени потрясена, что могла лишь выполнять приказы. Ей придется взять такси. Вещи она сложит в рюкзак.