Как же до него достучаться? У него совсем нет сердца?
— Тогда хотя бы расскажите ей правду! Вам она поверит.
Лючио покачал головой и улыбнулся плотоядно.
— Это испортит весь сюрприз.
И вдруг меня осенило. Как же я раньше не подумал об этом! Эгоист проклятый! Сердце мое быстро забилось, я прошел по дорожке, вернулся обратно и снова остановился перед Лючио. Как же тяжело решиться!..
— Возьмите меня вместо нее! — выпалил я поскорее, пока не испугался по-настоящему и не передумал.
Казалось, Лючио удивился.
— Ты говоришь серьезно?
— Да.
— Хорошо подумал?
— Да, да!
— Тогда не будем терять времени!
Легким движением Лючио вскочил на ноги и взялся за конец моего шарфа.
— Позволишь?..
Если бы я и хотел помочь или, наоборот, помешать ему, то все равно не сумел бы. Руки не повиновались. Лючио ловко размотал шарф с моей шеи, осторожно отодвинул в сторону воротник пальто и чуть наклонился ко мне.
— Не бойся, — шепнул он, и я ощутил его дыхание на своей коже, около ключицы.
Боль не была похожа ни на что ранее испытанное мною. Я пошатнулся, и Лючио крепко обхватил меня за пояс, удерживая. Мы стояли, обнявшись, как любовники, у могилы моего отца, и в глазах у меня медленно темнело. На секунду стало страшно, что Лючио увлечется, и я упаду на снег бездыханным и обескровленным, но страх быстро сменился безразличием. Пусть! Так даже будет лучше.
Но Лючио не увлекся. Подняв голову, он улыбнулся алым ртом и толкнул меня к парапету:
— Сядь!
Ноги почти не держали меня, и я скорее упал, чем сел. Лючио опустился рядом на колени в снег. Движения его, исполненные нечеловеческой грации, завораживали. Он оголил запястье левой руки, на котором уже краснели поджившие порезы (неужели он режет себе руки для всех, кого привязывает?), и черканул по нему чем-то маленьким и острым, зажатым в правой руке. Поднес кровоточащую руку к моему лицу.