К вопросу о теории невидимого гуся. Совершенный город
Патрик О"Лири более всего известен стихотворением «Никто, кроме меня, этого не знает» («Nobody Knows it But Me»), которое было зачитано Джеймсом Гарнером в телевизионном рекламном ролике для Чеви Тахое. Большая часть стихотворений О"Лири вошла в его сборник поэзии и прозы «Другие голоса, другие двери» («Other Voices, Other Doors»). В числе романов, принадлежащих перу О"Лири, — «Дверь номер три» («Door № 3») и из самых свежих — «Невероятная птица» («The Impossible Bird»), который мы всячески рекомендуем читателю. Приведенные ниже стихотворения были опубликованы в антологии Сандры Кастури «Какими видятся звезды с определенной точки в ночи». О"Лири служит заместителем директора по креативу в рекламном агентстве «Кэмпбелл-Эвалд» и живет в окрестностях Детройта.
К вопросу о теории невидимого гуся
Где прячет фокусник гуся?
Вот что хотелось бы узнать мне.
Нет, не волнуют меня карты,
И попугай, признаться, тоже.
И в ящике его волшебном,
Покрытом блестками цветными,
Гуся я не нашел (проверил),
И в потайных карманах фрака
(Что, разумеется, на фалдах).
Тогда, быть может, ассистентка?
Но у бедняжки дистрофия:
На ней и спичку вам не спрятать,
Не то что целого гуся.
Так что — гусями воздух полон?
Невидимыми? Бурным вихрем
Они летят, кружат и вьются,
Ориентиры потеряв.
Подумать только, может статься,
Я в этот миг сижу на птице
(Кто их так прячет, что не видно?!).
И вы на ней сидите тож.
При этой мысли неуютно
Мне, право, делается тотчас:
Гусь ни при чем, и извиниться
Пред бедной птицей стоит мне.
Да, чтоб рассудок не утратить,
Пожалуй, самое простое —
Воспринимать вопрос гусиный
Открытым разумом, спокойно,
Готовым быть к любым известьям.
Быть может, гуси — как Всевышний —
Незримо и неощутимо
Присутствуют везде и всюду?
И в этих птицах воплотился
Закон земного тяготенья?
И гуси ветер подымают?
И в рост деревья запускают?
Что ж, эта версия, пожалуй,
Почти все в мире объясняет.
Вот шарик — отчего он сдулся?
Вот наземь плюхнулся ребенок.
Вот телевизор зажужжал,
И стало серо в нем И смутно,
Что называется, помехи.
А вот жена моя, она
Не хочет спать со мною ночью.
Какая тут любовь-морковь,
Когда вокруг полно гусей,
Когда они шуршат по спальне,
Незримы, но и вездесущи?!
Сплетаются они, как змеи,
Как змеи на змеиной свадьбе,
О да, свиваются их шеи
В такой орнамент — даже кельтам
В кошмаре оный не приснится.
Я понял! Понял! Гуси, гуси —
Они в кошмарных снах живут,
То нам отмщенье за подушки,
Что набиваем пухом мы
Гусят невинных. Да, отмщенье.
И это гуси, несомненно,
Проклюнули дыру в озоне,
Где полюс Северный. А если
Элементарные частицы,
Мельчайшие, которых мы
Еще по имени не знаем, —
И это тоже только гуси?
Недостающее звено,
Которое бы объяснило все нам:
Любовь и смерть, войну и мир,
И почему шотландский керлинг
За спорт признали? Гуси, гуси…
Да. Фалды фрака. Я уверен.
Карманы потайные — там.
Совершенный город
Читатель, окажи любезность мне,
Вообрази-ка город совершенный.
Вода там вместо улиц, а в воде,
Куда ни глянь, все карпы золотые,
Изогнутые, что твои бананы,
Скользят под днищем у стеклянных лодок.
Ныряльщики там все стихи читают,
А иногда русалки-баловницы
Срывают ласты с них рукою легкой
И пятки им безжалостно щекочут.
Как много в этом городе любви…
Вообрази, в гондоле полосатой
Плывешь ты, на подушку (рытый бархат!)
Облокотясь лениво и привольно,
И чувствуешь толчок, когда весло
О ламантин подводный задевает.
Гашиш турецкий куришь, а с балконов,
Из залов мраморных роскошнейших палаццо
Любовный лепет, легче ветерка,
Доносится до слуха твоего.
И мерно, сонно, сладостно вода
Облизывает темные пилоны,
Увенчанные свечками, касаясь
Так нежно, как не всякий из влюбленных
Умеет ко другому прикоснуться.
Там занавеси легкие, прозрачны,
Колеблются над окнами повсюду.
Архитектура повторяет контур
Коралла, ракушки послушно и прилежно.
А лодочники все мурлычут песни,
Причем, как на подбор, одни регтаймы,
Но — умудряясь опытным веслом
Все так же мерно взмахивать. Старухи
Там на соленых досках крендельки
Морщинистыми пальцами готовят.
А из печной трубы лишь пузырьки
Тихонько в воздух свежий подлетают.
У каждой раковины по три крана там:
Горячий, шоколадный и холодный.
А по ночам там смотрят все кино —
Немые фильмы, только нет экрана,
Есть облако, которое висит
Над площадью с фонтаном неподвижно.
По выходным всегда там фейерверки,
А женщины исправно там рожают
Багровых малышей — да прямо в воду
Бассейнов, где танцуют пузырьки
И чистоту блюдут гольянов стайки,
Питаясь потонувшею плацентой.
Там места нет абстракциям, там все
Конкретней некуда. Вот, например, мосты
Над узкими каналами взметнулись —
Из кокона, что бабочку лелеял.
Когда по водам тихого канала
Скользишь в гондоле, серые мартышки
В тебя швыряют горсти макарон.
На башнях в этом городе зияют
Пустоты там, где некогда часы
Исправно время били, но теперь
Их вынули и сдали в переделку,
И получилось множество прекрасных Плавучих игр.
Не бреется никто В том городе.
А если день погожий,
Какая-нибудь бойкая старушка,
Пожалуй, в церковь сплавает на круге
Иль на матрасе легком надувном,
И будут вслед свистать ей старики,
Похожие на вяленую рыбу,
Сосущие по берегам в кафе
Всю ту же ежедневно минералку.
Поистине сей город совершенен.
Вот посуди, ведь там в уборной каждой
Имеется свисточек оловянный,
Пристроенный, чтобы свистел при сливе.
Какие там общественные бани!
В мозаике все вдоль и поперек!
Когда же собирается гроза,
То угорь электрический обычно
К воротам городским у них подвешен
И гордо он сияет в свете молний,
Висит себе в стеклянной полой трубке,
А прочее все время отдыхает.
Такой вот в граде том громоотвод.
О чем бишь я забыл тебе поведать?
Конечно! Карнавалы для слепых!
Еще бывают гонки на дельфинах,
Еще колеса мельничные крутят
Нарочно, чтобы радугу вздымать
Над струями, сияющими дивно.
Там есть бассейн, полный самоцветов —
Кому они нужны-то, в самом деле,
А есть канал, в котором, не поверишь,
Лежит на дне, как мертвая акула,
Величественный белый «мерседес», —
Пред ратушей, у площади у главной.
Но вижу, вижу, впрочем, я — довольно!
Глаза твои горят от вожделенья.
Того гляди, ты рухнешь на колени
И станешь умолять — мол, отвези
Меня в тот город дивный и прекрасный,
Возьми что хочешь — дом, жену, машину
И даже телевизор и джакузи.
О, я хочу увидеть тех русалок,
И карпов, и балконы и отведать
Соленых крендельков, и даже пусть
В меня швырнет спагетти обезьянка!
Ах, как хочу любиться я в палаццо,
Где окна все раскрыты нараспашку!
Ах, отвези меня в тот город, умоляю,
Не мучай же, не медли ни мгновенья!
А я скажу в ответ — да что ты, милый,
Ты, видно, ничего не понимаешь.
Ты побывал там.
Ты.
Там.
Побывал.
Питер Кроутер
Бедфордшир[31]
Питер Кроутер живет вместе с женой в Англии (двое их сыновей: один — актер, другой — художник — уже вылетели из гнезда), в окружении горы книг, комиксов, журналов, CD и виниловых альбомов. Сочинял рассказы, стихи, романы, работал для британского телевидения, написал сотни колонок, обзоров, взял десятки интервью, опубликовал около двадцати антологий, освещал как свободный журналист новости музыки и живописи, возглавлял филиал одной из крупнейших в Соединенном Королевстве финансовых организаций, а в 1999 году организовал издательство, получившее впоследствии многочисленные премии, — «PS Publishing». Его последнее детище — «Постскриптумы», новый журнал беллетристики, основанный весной 2004 года.
«Бедфордшир», впервые опубликованный в сборнике «Gathering the Bones», изданный первоначально Денисом Этчинсоном, Рэмси Кэмпбелл и Джеком Данном, — рассказ мощный, не для слабонервных.
Пробьют теперь часы в прихожей пусть,
Чтоб самый грустный час явился в мир.
И детям время отправляться в путь
На деревянный холмик, в Бедфордшир.[32]
Сэмюэль Кликер (1861–1929).
Приход Морфея
Воздух наполнен нашими криками.
Но привычка — великая вещь.[33]
Сэмюэль Беккет (1906–1989).
В ожидании Годо
(1) 12 июня 2001 года
Дорогой Дневник!
Прошлой ночью я лежал в постели, поглаживая Хелен по спине и читая газету, как всегда с тех пор, как мы поженились. Но прочитал немного, лишь пробежал глазами заголовки. И на этот раз я не повернулся к ней, как обычно, чтобы поцеловать ее на ночь перед тем, как уснуть. Я услышал какое-то движение в соседней комнате: может, это Хелен, которая еще не обрела покоя — ведь ее лишь третью ночь нет со мной. А может, Няня. Я не стал вставать и проверять кто… и, слава богу, в комнату она не вошла.
(2) 16 октября 1943 года
— Заходи, парень! — кричит Мередит, и его голос наполняет гулом весь коридор.
Мальчик входит в комнату старосты и вдыхает запах средства для полировки мебели, табака и поджаривающихся сдобных лепешек.
— Хелливелл сказал, что вы хотите меня видеть, Мередит?
— Вот именно, молодой человек, — отвечает тот. — Вот именно, хочу.
ebooksa