— Сейчас речь не о Сталине. Он теперь далекое прошлое. Хотя, возможно, — добавила я, решив, что пора вызвать в нем немножко ревности, — он оказал на коммунизм большее влияние, чем вы.
Ленин не попался на эту удочку. Он повел плечом и возразил:
— Не на коммунизм. На режим, на правительство Советской республики, но не на коммунизм. Коммунизма никогда не существовало бы, он растаял бы как тень без меня. Я пришел на жалкие останки Февральской революции, написал свои «Апрельские тезисы» и все привел в движение. Все, чтобы сделать мечту о коммунизме явью. Мечту об идеальном государстве, где не будет неравенства и несправедливости. — Он помолчал и нахмурился. — Только все это очень похоже на сон, который длится лишь недолго, и ты просыпаешься и видишь, что реальный мир вторгается в твои мечты. — Он потер лоб двумя пальцами. — Я не рассчитывал, что все так выйдет. Не рассчитывал, что люди станут отказываться объединяться, отказываться улучшаться. А может, дело в Сталине. В нем никогда не было никакой тонкости. Но в конце концов… он умер за все свои грехи. В самом деле умер. Проткнут колом и похоронен в Кремле. — Он поднял глаза и склонил голову ко мне.
Почудилось ли мне, что его клыки сделались длиннее? Возможно. Когда он улыбнулся, медленно и лениво, из-под губ показались все те же небольшие кончики их.
— А теперь перейдем к вам. Вы каким-то образом узнали мой секрет. И хотите помочь мне.
— Почему вы вообще лежите в стеклянном гробу? — спросила я, стараясь не думать о том, что пошла на это добровольно. Что я добровольно держу свою шею в пределах досягаемости для его зубов. — И почему сделали Сталина вампиром и своим преемником, если на самом деле не хотели этого?
Его глаза вспыхнули гневом. Он оскалился. На миг мне показалось, что он бросится на меня. Но вместо этого он с силой стиснул подлокотник кресла.
— Он обманул меня. Эта грузинская свинья меня обхитрила. Он вошел ко мне в комнату, когда я… Когда я умирал и превращался… в то, что я есть сейчас. Он довел меня до бешенства. Говорил, что, едва я окажусь в его власти, он всадит в меня кол. И что он убил Троцкого. Я был… — Он прокашлялся и, казалось, немного взял себя в руки. — Я был болен. Я не смог сдержать гнев. И вцепился ему в горло. — Он помолчал и глубоко вздохнул, и я почувствовала, как он сдерживает ярость, которая в ином случае могла привести его на самый край и увлечь в бездну. — Но он все рассчитал, и незадолго до рассвета, когда тело мое изменилось, я начал впадать в смертельный сон. Хотя я еще и не был до конца вампиром, не боялся солнца, но уже всецело подчинялся дневному циклу. — Снова раскрытые ладони в знак своей беспомощности. — Я не выпил его досуха, как хотел. А когда, позднее, я пришел в себя, он уже начал превращаться в такого же, как я. Я не мог пить его кровь. А когда я совсем умер, он поместил меня в Мавзолей, чтобы я был под присмотром. Чтобы знать, где я. Он не отважился тогда проткнуть меня колом, нет, поскольку не был уверен, не обратится ли при этом мое тело в прах, а тогда люди могли заинтересоваться, куда оно подевалось. Но он выставил меня напоказ. Там, где я не смею пошевелиться ни днем ни ночью, не смею покинуть Мавзолей из-за этого проклятого почетного караула.
Он поднялся, подошел к окну и сверху оглядел Москву.
— Теперь все выглядит совсем иначе. Понимаете, я на самом деле верил, что марксизм — это истина. Я верил, что пропасть между жизнью богатых и бедных будет все больше и больше углубляться и что результатом этого станет пролетарская революция. Я лишь пытался ускорить ход событий, чтобы настал этот счастливый день. Я полагал, что это неизбежно и приведет к кровопролитию, когда бы это ни случилось. Я лишь старался приблизить его. Из-за Саши, знаете ли. Моего брата Александра. Он восстал против царя и был повешен. — Он вздохнул. — А теперь Саша мертв, а я здесь, но, кроме того… Неужели все, что я сделал, не более чем временное отступление от хода истории? Неужели человек никогда не будет жить в обществе настоящего равенства?
— Вы так в это верили, — сказала я, решив, что настал подходящий момент. Я слышала шорох в соседнем номере и сделала вывод, что тот, кто находится там, становится все более нетерпеливым. Если я не поспешу, Ленин узнает о его присутствии. Он выдаст себя. Попытается решить вопрос силой. Как и предлагал сначала. — Так верили, что, будучи в Сибири, разузнали про легенду о вампирах. Вы узнали, что вампиры действительно существовали, создания, которые жили вечно и питались человеческой кровью. Но они обращались не сразу. Нет. Вампиризм был вроде заболевания, и во время инкубационного периода, ведущего к жизни после смерти, вампир становился… могущественным. Способным влиять на индивидуумов и группы. Вы были интеллектуалом, Владимир Ильич Ульянов. Но вы не были вождем. Вы были одним из тех, кому комфортнее находиться в мире слов и мыслей, чем иметь дело с реальными людьми. Вы знали, что если станете вампиром — или личинкой вампира, — то сможете это сделать. И вы отыскали в бескрайней заснеженной Сибири старуху, которая дала вам выпить крови с растворенным в ней прахом вампира.
Он тихо рассмеялся, скорее удивленно, нежели весело.
— Кровь. Это верно, свою мечту я оплатил кровью. Кровь я пил, кровь должен был пролить. И своей кровью, кровью моей семьи. Поскольку я вампир, у меня не было детей. Я хотел бы иметь детей с Надеждой. Теперь Надежды нет, и моего коммунистического государства тоже нет, и вы говорите, что меня скоро зароют в землю. Даже если я останусь в живых под слоем грязи или сумею выкопаться наружу, что в этом толку? Какая польза от моей жизни?
Я обернулась и улыбнулась ему.
— Вы можете сделать меня вампиром, — сказала я. — Таким же, как вы. И тогда у меня будет сила и харизма, чтобы вмешаться в политику Америки. Чтобы подняться на вершину.
Он усмехнулся в ответ.
— И только-то? — спросил он. — Вы хотите власти? Берегитесь. Я дал Сталину силу и видел, что он творит. Он сделал шаткую мечту еще более сомнительной. Я бы никогда…
— Послушайте, это не просто сила ради силы, — возразила я. — У меня тоже есть мечта. Теперь нам больше известно о том, Как устроен мир. И мы знаем, как управлять ходом событий посредством денег. Вы игнорировали человеческую природу, но ради денег люди готовы на многое. Мы можем манипулировать международными рынками. Можем уравнять классы, распределять материальные ценности и знания. Мы можем сделать мир лучше. Если я буду во главе самого могущественного государства в мире, я смогу сделать все это.
Всего на миг он усмехнулся мне, потом вздохнул:
— Все эти мечты стоят крови.
ebooksa