- О"кей, тогда снимаю свою кандидатуру.
Вульфовиц направился к себе, в жилую часть здания, в скромную холостяцкую норку.
- Вы заметили, Генри, как этот надутый имперский посланник даже не дал бедной девочке помыться, - сказал Джон. - Он пожелал её, как Наполеон Жозефину.
- Его возбуждают ферамоны самки.
- А как насчет вас, дорогой эскулап? Ведь вы мужчина еще хоть куда.
Взъерошив жесткие серебряные власы, Уилсон ответил, что давно уж перестал мечтать о подобного рода глупостях, и что единственная особа, которую он в силах зримо представить в своих объятьях, - это его жена, скончавшаяся при родах двадцать лет назад.
- Да будет вам, Генри, - произнес писатель, - не хотите же вы сказать, что и вправду не имеете ни ментального, ни висцерального портрета какой-нибудь сговорчивой блондиночки в сногсшибательном мини-бикини, из числа тех, что самозабвенно впитывают ультрафиолет на местных белых песках?
Генри Уилсон, залучась морщинами, ласково похлопал по запястью Джона, дабы его остановить.
- Мой интерес к женщинам теперь скорее галантный, нежели практический. Расскажите лучше, как дела у вашей миленькой шоколадной крошки?
- У ней все в порядке, тьфу-тьфу-тьфу... Знаете, я, кажется, хочу оформить с ней отношения...
- "Кажется" или "хотите"?
- Хочу. Как писал Чехов Куприну: "Чувствую старость... Впрочем, хочу жениться".
- А какие у вас проблемы со здоровьем?
- Да это я так, чтобы отвязаться от Вульфовица, - отмахнулся Джон. - А впрочем, есть проблема... Что-то у меня с памятью последнее время... Иногда какие-то провалы возникают... Я даже, в связи с этим, кой-какие воспоминания стал записывать. На всякий случай.
Доктор молчал шагал, глядя под ноги, и это не понравилось Джону. И он, чтобы спровоцировать доктора на сколько-нибудь утешительный ответ, спросил: - Не приведет ли это к распаду личности?
- Пространство-время само по себе есть распад, - невпопад ответил доктор.
- Знаете, боюсь участи Рюноскэ Акутагавы.
- Кто такой? - вскинул голову доктор.
- Замечательный японский новеллист. Умер в 27-м году прошлого века в возрасте 36-ти лет. Вернее, не умер, а сам... добровольно, так сказать, ушел из жизни. Тяжелый душевный недуг сломил его, как писали в некрологе...
- А как он это сделал? - задумчиво спросил Генри, будто хотел запастись опытом сведения счетов с жизнью.