Путешествие в Элевсин

– Как понимать посещение Помпей с интервалом в полвека? Ты для этого слишком молод, а город с таким названием погиб еще при Флавиях. Или это тоже метафора?

Порфирий улыбнулся.

– Нет, Маркус, это был просто сон. Он привиделся мне в начале пятого месяца. Отсюда, думаю, и Помпеи – слово происходит от числа «пять». Ну а прожить во сне целую жизнь – это для человека обычное дело. Так оно чаще всего и бывает…

Он взял кувшин с вином и налил два стеклянных стакана, себе и мне. Приятно, когда твой виночерпий – римский император.

– Завтра мы весь день отдыхаем. Выспись, Маркус – тебе нужны будут силы. О чем бы ты хотел прочесть перед таинством?

– Об истине, – ответил я.

Маркус Зоргенфрей (TRANSHUMANISM INC.)

Коньяк, которым угостил меня Ломас, был экстраординарным даже для его кабинета. Сигара без наклейки – тоже. Определенно торопится жить, подумал я.

– Теперь вы видели все сами, – сказал адмирал. – Если бы римлянину описали атомный взрыв и затаившегося в бункере вождя, а затем попросили это изобразить, мы получили бы в точности то, что вы видели в храме Порфирия.

– По-моему, не слишком похоже на атомный взрыв. Скорее – какое-то огненное дерево.

– Сделайте поправку на древность, Маркус. Нейросеть обрабатывает изображения так, чтобы они соответствовали локальной культурной матрице… Вставьте в пустое место фрагмент, который Порфирий хранит в тайнике под своей спальней, и получите весь сюжет. Я не знаю, что еще нужно, чтобы вы поняли серьезность ситуации.

Лучше было не спорить, и я кивнул.

– Наше расследование приблизилось к точке, где мы будем обсуждать высшие корпоративные тайны, – продолжал Ломас. – Вернее, как сейчас говорят про баночников, низшие. Даже, я бы сказал, нижайшие, то есть относящиеся к самым глубоким бункерным боксам. Очень опасные тайны.

– Понимаю, – сказал я. – Можете положиться на мою скромность.

– Я бы положился, – ответил Ломас, – но необходимости в этом нет. Как только дело будет закончено, вам зачистят память. Мы так уже делали на нескольких прошлых кейсах без негативных последствий.

– Я ничего про это не помню.

– Видите, какая эффективная процедура, – сказал Ломас. – Главное, что вы живы.

– Хочется верить, – ответил я.

– А вы не верите? – поднял бровь Ломас.

– Мне тревожно, что моя память – такая же собственность корпорации, как банка, где плавает мой мозг. Если меня можно редактировать словно файл, имеет ли смысл говорить, что жив я? Я ли это на самом деле?