Губанов подошел поближе, встал у нее за спиной. Татьяна Васильевна, не вставая, потянулась к высокой стопке нот, лежащей рядом на этажерке, покопалась в ней, вытащила сложенную гармошкой «склейку», развернула, поставила на пюпитр.
– Вы сказали, что знаете нотную грамоту?
– Совсем капельку.
– Но хотя бы ноты на бумаге с клавишами соотносите?
– Более или менее.
– Смотрите сюда, – она указала на начало фортепианной партии. – Какие тут ноты указаны?
Юра медленно и неуверенно называл ноты. То, что он сам называл «считать палочки», давалось с трудом, глаз не наметан.
– Теперь покажите на клавишах хотя бы первые три.
С этим он справился быстрее.
– Запомнили?
– Вроде да.
Татьяна Васильевна опустила руки на клавиатуру и сыграла несколько тактов.
– Вот так написано у Рахманинова. Володя должен был начать с этой ноты, – она коснулась пальцем черной клавиши «фа-диез», – и я должна была сыграть, как написано. Но он ошибся, в данном случае – умышленно, для наглядности. Он начал с ноты «соль», промахнулся на полтона. И как бы это выглядело, если бы я не услышала и тупо играла строго по рахманиновским нотам? Поэтому мне пришлось поднимать каждую ноту на полтона выше и играть вот так. Смотрите на руки.
Ее руки снова опустились на клавиши. Три такта «по Рахманинову», потом три такта «транспорта». И снова: три такта так – три такта эдак.
– Получается, вы видите одни ноты, а играете другие? – уточнил Юра, не переставая поражаться тому, как много сложностей, оказывается, в этой работе.
– Именно.
– А я вот еще хотел спросить…
Он замялся. Вопрос казался совершенно неуместным, но очень хотелось понять.
– Когда я пришел, вы репетировали Царицу Ночи, да?
– Да, верно. Не думала, что в милиции бывают музыкально образованные сыщики, – сказала она удивленно и с явным одобрением. – Вы даже Царицу Ночи знаете, а не только песенку Герцога.