– Давай заканчивать киносеанс, – сказал он, изо всех сил стараясь скрыть раздражение на самого себя. – Ну что мы пялимся, как придурки? Ничего нового мы не увидим.
Но в глазах Карины горел сыщицкий азарт.
– А вдруг Витя чего-то не заметил, а мы с тобой заметим?
– Анастасия Павловна тоже смотрела. Ты думаешь, мы с тобой умнее их двоих?
Карина погрустнела, лицо потухло.
– Ну да, – согласилась она, – ты прав, конечно. Анастасия Павловна опытная, а если она хвалила этого Витю, то он уж точно не последний опер в этом городе. Но я бы все-таки хотела еще немножко посмотреть.
В Петре зашевелилось нехорошее подозрение. Что, если Карина все-таки обманывает его? Она знакома с этим парнем в бейсболке и пользуется возможностью полюбоваться на него, потому что он ей очень нравится. Вот же черт! Какие только глупости в голову лезут!
– Зачем? – осторожно спросил он.
– Хочу как следует рассмотреть и запомнить этого типчика, чтобы уверенно опознавать его в любой одежде и в любой обстановке.
– Для чего?
– А вдруг он снова будет следить? Я хотя бы буду знать, что он…
– Не говори ерунды, – сердито оборвал ее Петр и даже не заметил, что невольно повысил голос. – И не вздумай вертеть головой и рассматривать тех, кто сзади, когда выходишь из дома. Мы с тобой ничего не знаем и ни о чем не догадываемся, поняла? Ты ходишь в магазины и на пробежки, я езжу к Губанову или еще куда-нибудь для сбора информации. Живем, как жили.
Кажется, он переборщил с эмоциями. Карина обиделась, замолчала и пересела с дивана, где они смотрели запись с айпада, за стол, на котором стоял ее ноутбук.
– Поработаю еще часок, – сухо сказала она.
Петр окончательно расстроился. Почему так получается? Стоит только осознать, что неправ, и назвать себя за это дураком, он немедленно делает в точности то же самое. Ревнует Карину. Подозревает ее невесть в чем. Не интересуется ее работой. Обижается на все подряд. Неужели недостаточно один раз осознать? Неужели нужно по двадцать раз наступать на одни и те же грабли, пока размер набитой шишки не станет больше головы?
Николай Губанов
Юра позвонил из Рыбинска, голос довольный, аж звенит. Встреча с «кумом» – начальником оперчасти колонии, где отбывал когда-то срок Константин Левшин, – прошла успешно. Теперь сын намерен ехать в Магнитогорск, куда убыл по отбытии наказания тот осужденный, который был наиболее близок с Левшиным. В принципе, можно было и не ехать, информации уже достаточно.
– Когда с Левшиным все случилось, этот человек пришел к майору и сказал, что покойный, мол, несколько раз намекал. Ну, ты понимаешь, о чем я.
Юра старался выражаться крайне аккуратно. Звонил он с переговорного пункта на вокзале, и мало ли кто захочет полюбопытствовать… Конечно, обычный пассажир на вокзале самого рядового советского города вряд ли кого-то заинтересует, но, как говорится, береженого бог бережет, а не береженого черт стережет. О любви Комитета к прослушиванию телефонных разговоров давно и хорошо известно, а все, что связано с происходящим в местах лишения свободы, имеет гриф «для служебного пользования» или «секретно». Допустишь небрежность – получишь по шее за разглашение. Вокзальный узел связи вряд ли слушают, это ясно, а вот домашний телефон сотрудника Главного управления кадров МВД СССР – вполне могут.