— Ты вел себя глупо, и ты знаешь это, — сказала Энни, уперев руки в бедра. — Что тебя беспокоит?
— Что беспокоит меня? — вскричал он тонким, визгливым голосом. — Меня беспокоит то, что я должен делать свою работу, а эти несчастные дети вечно путаются под ногами, а если не они, то кое-кто другой, кто уже должен быть взрослым и мог бы понимать, но нет… — Последние слова сорвались на визг. Он бросил книгу и поднял руки к небу. — Но нет, — снова начал он, — она ведет себя тоже как маленький ребенок и считает, что лучше всего путаться под ногами и задавать дурацкие вопросы типа: «Что не так?», «Что происходит?»
Слезы потекли у нее по щекам. Они обжигали лицо. Ей казалось, что они разъедают кожу, оставляя корявые шрамы на своем, пути.
— Ты можешь работать в своей комнате, — всхлипнула она. — Или это слишком трудно?
— Нехорошо, Энни, — сказал Мартин с жесткими нотками в голосе. — Тогда дети бегали бы туда-сюда весь день.
— Это неправда. Ты прекрасно знаешь, что они уходят после мультиков.
— Все это дерьмо, Энни, — продолжал он распаляться. — Не они, так ты бегала бы туда-сюда. Почему ты не отложишь свою уборку, пока я не закончу работу?
— Я хочу быть с тобой, — тихо сказала она.
— Почему не подождать, пока я закончу?
— Потому что потом ты снова придумаешь что-нибудь, лишь бы уйти из дома.
Ее глаза горели. Они были красные и опухшие. Подняв салфетку, она промокнула их.
— Типично, — хмыкнул Мартин. — Не зная, что сказать, ты орешь об одном и том же.
— Кто ты, Марти?
Злобная улыбка перекосила его лицо.
— Кто я? — Засмеявшись, он встал и подошел к окну.
— Я не знаю тебя, Марти, — сказала она, подходя. — Ты изменился. Почему?
— Конечно, я изменился! — закричал он, повернувшись к ней. — Я получил работу, чтобы измениться, и чтобы сохранить ее, я должен трудиться, а для этого мне нужны тишина и покой.
Она лишь покачала головой. Она не могла поверить тому, что он говорил и делал.
— А покой я нахожу лишь тогда, когда ухожу из этого дома.
— Почему же ты не уходишь?