Они прошли берегом озера, а затем полем к невысокому холму, где в окружении березок, словно князь со свитой, стоял древний дуб.
Капище, понял Дамианос, когда увидел, что к дубу ведет дорожка, с обеих сторон выложенная звериными и птичьими костями.
– Вот – ты.
Радослава остановилась перед дубом и низко поклонилась ему.
С одной стороны кора на дереве была снята, и там темнел барельеф: резное изображение лесного бога. Руки у него были наподобие веток, борода короткая, как у Дамианоса, а ровно посередине лба торчал маленький сучок.
– Как же тебя не признать? – засмеялась девушка, осторожно показав на «огненный перст». – Нешто не ты?
Голова у Дамианоса кружилась, совсем ничего не соображала. «Ты похож на этого идола не больше, чем она – на Белую Деву. Девчонка почти ребенок, она напридумывала себе – это ладно. Но ты-то, ты?» – шепнул рассудок.
Аминтес посмотрел на девушку из лесного племени, почувствовал, что не может отвести взгляда, и рассудок умолк.
– Я пришел издалека. Я не бог. Я человек.
Она потрогала его за руку, неуверенно коснулась подбородка – и отдернула палец.
– Ты Лесень. Ты пришел за мной. Потому оделся в кожу и мясо. Но я тебе не нравлюсь, и ты не признаешься.
Голубые глаза в одно мгновение наполнились слезами, губы задрожали.
«Она живая. Она не растает и не исчезнет. Значит, ее можно будет отыскать. А сейчас – долг. Дело».
– Где ты живешь?
– Там. – Она показала на опушку недальнего леса. – Мы живем там. А то ты не знаешь! Мне дотемна на озеро ходить нельзя. Русы девушек ловят. Но сегодня вдруг так захотелось на вечерней заре искупаться! Вода вся розовая. А это мне не просто так захотелось. Это ты меня позвал.
Из-за густеющих сумерек вдаль было видно плохо, но Дамианос все же разглядел под деревьями серые крыши лачуг.
– Наша крайняя. Мы с бабинькой живем. Она глухая совсем, – сказала Радослава и хихикнула. – Ой, я ему рассказываю, а он все и так знает.
– Беги домой. Не оборачивайся. А то молнию с неба пошлю, – строго приказал Дамианос, решив, что быть богом, пожалуй, удобнее.
– Опять шутишь. Ты молниями не караешь – то Перун.
– А чем я караю?