Огненный перст

Слепой, догадался Дамианос. И вспомнил рассказ Кыя о варяжском колдуне, который видит насквозь всякого человека и по чьему слову любого подозрительного предают немедленной смерти.

Токе опасливо вошел в освещенный круг, поклонился, что-то сказал. Слепец коротко ответил.

«У них один глаз на двоих», – сказал себе Дамианос, усмехнувшись. Дикарских чар и чародеев он нисколько не опасался. Об ожившей Белой Деве аминтес думать себе запретил, дисциплинированный разум повиновался, и сейчас Дамианос чувствовал себя так же, как в начале всякого рискованного предприятия – напряженно и весело.

Одноглазый вернулся, отвел задержанного к самому большому костру, где, переступая с ноги на ногу, ждал человек, не похожий на вэринга: в длинной рубахе до колен, в плетенных из лыка лаптях. Емчанин, определил Дамианос по вышивке на рукавах. В обхват лба крученый кожаный ремешок. Значит, уважаемый человек. Старейшина или волхв.

– Стой тут. Жди. Урм зовет – ходи, – бросил на прощанье Токе и ушел.

Рядом сидел на земле, медленно жевал длинный лоскут мяса полусонный детина с исполинской шипастой дубиной поперек коленей. На шее тускло посверкивал железный обруч. Очевидно, охранник, приставленный стеречь тех, кого приводят к слепому. Сбежать от такого стража было бы нетрудно, но зачем?

Интересно, что емчанин выглядел совершенно спокойным. Поглядел на аминтеса мирно, спросил:

– Что за человек? Одет по-славянски, а борода короткая, как у греческого купца.

Говорил он нечисто, но понятно: «Сьто са селовек?»

– Шел оттуда, – неопределенно махнул Дамианос в сторону севера, ничего не ответив про короткую бороду. – Варяги остановили, сюда привели. Кто этот слепой? Что он делает?

– Это годи. По-вашему волхв. Имя – Урм. По-вашему Змей.

«Змей? Значит, тезка. Я у северичей тоже Гадом был», – все так же весело подумал аминтес.

– Змей кормит бога Одина кровью.

– Петуха зарезал? – кивнул Дамианос, зная, что у северных народов лучшей жертвой богам считается петух.

– Нет, это я петуха резал. Нашему богу Юмалу жертву давал. Руотсы видели, меня к Урму привели. Он один решает, кто может быть волхв, а кто нет. Ничего. Посмотрит – отпустит. Скажет: можно. Что я ему? Он большой волхв, я совсем маленький. – И тем же спокойным, рассудительным тоном продолжил. – Бог Один, которому молятся руотсы, любит человечью кровь. Ее тут много. Каждый день кого-то убивают. Или у них энвиг – это когда они между собой рубятся. Или кто-то совсем больной и просит, чтобы его зарезали.

– Больные русы просят, чтобы их зарезали? – переспросил Дамианос, подумав, что неправильно понял.

Емчанин улыбнулся.

– Руотсы ничего не боятся. Но боятся помереть от болезни или от старости. У них называется «смерть на соломе». Кто так умер, никогда к богу Одину в небесный дворец не попадет. Поэтому больные и старые просят, чтобы их убили. Нужно с мечом в руке помирать – тогда хорошо… А еще Урм много чужих убивает. Понюхает, понюхает. Если не такой запах – ножом режет. А кровь Одину даёт.

– Как это «нюхает»? – опять не понял Дамианос.

– Носом. У него нос волшебный. Врага чует. Поэтому я совсем не боюсь. Я руотсы не враг. Зачем меня убивать?