Доброключения и рассуждения Луция Катина

За то же, хоть и беззлобно, Полина Афанасьевна распекала его и нынче. Атака была вызвана неосторожным замечанием Луция, заметившего, что стыдно прерывать жизнь пушистого, безобидного зверька единственно для разнообразия своего стола. В ответ защитник живности наслушался и про непониманье законов природы, и про вред от зайцев для огородной капусты, и про то, что ни в чем он, Луций, не ведает разумной меры, не знает, где остановиться.

Жена была, пожалуй, говорливей обычного. Только это и выдавало ее внутреннее состояние – конечно же, она беспокоилась об отце.

Пообедали на лужайке, там же, на траве, под ласковым солнцем, славно полюбились и потом купались в ручье нагие, будто фавн с немного беременной нимфой. Великий Жан-Жак был бы очарован сей буколической картиной.

Домой они вернулись на закате. Размягченный славно проведенным днем и прелестью вечерней зари Луций думал: повсюду хаос и ужасы, горят дома, льется кровь, а мы тут живем как на блаженном острове. Впереди было еще покойное чаепитие, и не дописана самая интересная часть письма, и ждет своего часа доставленный из столицы новиковский журнал.

Однако ни одной из сих отрад нашему герою вкусить было не суждено.

Откуда-то издали, кажется из парка, донеслись крики: «Барин! Барыня!»

Катин бросился к окну.

По аллее, задрав юбку, бежала служанка Груня, у которой нынче тоже был выходной. Увидев Катина, замахала рукой, но кричать уже не могла, задыхалась.

Он перемахнул через подоконник.

– Что такое? Что случилось?

Девочка (ей было четырнадцать лет) держалась за сердце, хватала ртом воздух. Должно быть, бежала от самой деревни.

– В чем дело? – высунулась из окна и хозяйка, уже в ночном чепце.

– Бе…да. Катастрофия, – наконец справилась с дыханием Груня. Она была умненькая, книгочея, обожательница всяких трудных слов. – В селе конные, трое. Мы-де государя Петра Федоровича люди. Один страшный – ужасть… Есаулом звать… Наших мужиков многих знает, по имени кличет…

– Что еще они говорят, эти люди? – спросил Катин. Сердце у него застучало, заторопилось.

– Что они утром побили синбирское войско. Солдаты не стали палить в законного государя, покололи своих офицеров, а воеводу связали, на осине повесили…

Сзади громко вскрикнула Полина.

– Бежать вам надо! – Девочка оглянулась назад, в темноту. – Есаул этот подбивает всех сюда. Суд чинить, добро делить. Я, как услыхала, сразу к вам. Уходите!

– Пускай подбивает. Наши не пойдут, – твердо сказал Луций. – А с тремя я как-нибудь управлюсь. Спасибо, что предупредила.

– Груня! – позвала от окна всхлипывающая Полина. – Давно они появились, эти трое?

– Скоро после обеда. Сначала по избам ходили, всех на площадь звали. Многие не хотели, так они за шиворот. Потом есаул этот у отца Викентия из погреба бочонок церковного вина выкатил, стал всех угощать…