— Генка, — сказала Клара, — я же почему пришла, ты же мне плащ не отдал. А я всё время забываю. То ты болел, то ещё что-то. Так что давай сюда, а то у меня по приезду домой, инвентаризация будет.
— Сейчас, — замялся я (совсем забыл, куда девал его, после того, как Анфиса постирала).
Я заметался по комнате в поисках плаща. Вроде комнатушка и небольшая, и вещей мало, а бардак у меня был ужасный. Так что с первой попытки ничего не найдёшь. После нескольких неудачных попыток, наглотавшись пыли и паутины под полатями, я нашел плащ за печкой. Я, как принёс его от Анфисы, свёрнутым в узел, так и бросил. И благополучно забыл. И сейчас он частично засох в таком вот скукоженном состоянии, частично начал источать отвратительную вонючесть.
— Слушай, Клара, — покаялся я (вариантов-то больше не было), — ты меня убьёшь.
— Убью, — согласилась Клара и с подозрением добавила, — признавайся, что натворил уже?
— Плащ…
— Что плащ?
— Сама смотри, — я со вздохом протянул Кларе вонючий свёрток.
Клара брезгливо взяла его в руки, развернула и спросила:
— Капустин, что ты с ним сделал?
— Постирал, — сказал абсолютную правду я.
— Зачем? Ну ладно. Постирал. А почему он тогда так выглядит?
— Испачкал, — опять признался я.
— Где испачкал? — возмущённо спросила Клара, которая уже начинала злиться.
— Когда Анфису из болота вытаскивал, — а вот тут я уже соврал, — и, чтобы ты не ругалась, постирал. А повесить и высушить забыл. Расстроился. Вот он и сам засох.
— Тебя убить мало, Генка, — тяжко вздохнула Клара, но ругаться дальше не стала.
Когда за ней захлопнулась дверь, я облегчённо вздохнул. Она ушла и унесла испорченный плащ. И даже не ругалась. Красота.
— Ты это видел⁈ Видел! — появился Енох и возмущённо замерцал.
— Анфису?
— Ну а кого! Не Барсика же!