— За рабов марксовых — ВЦИК, Совнарком, госплан — Энгельсу помо-о-олимся!
И «паства» подхватила не менее гнусавыми голосами:
— Да здравствует пролетарская революция, ныне и присно и во веки веков!
И Жоржик басом закончил:
— Карлу Марксу помо-о-о-лимся!
Опять на сцену выскочил Гудков и продолжил кривляться:
— Из песни, как говорится, слов не выкинешь! Искусство облагораживает человека, поэтому следующий номер — про балаган и карусель. Маэстро, прошу джязу!
Зёзик заиграл что-то совершенно зубодробильное, а когда на сцену вышел Зубатов в костюме белогвардейского генерала, мне стало окончательно скучно, да и голова разболелась, и я перестал особо следить за сценой. Когда нужно будет бить в колотушку, Нюра, которая суфлировала, мне и так скажет.
— Скучаешь? — Енох появился так неожиданно, что я чуть не бамкнул колотушкой по подносу раньше времени.
— Тише ты! Напугал! — зашипел я тихо, чтобы стоящая совсем недалеко Нюра не услышала.
— Ты обещал подумать и взять меня с собой! — опять занудел Енох.
— Не начинай! — злым голосом сказал я: моя голова болела всё больше и больше, я полностью заболел и заболел, видимо, капитально.
— А если я докажу тебе свою пользу? — сказал Енох, видимо, приняв мой злой голос на свой счет.
— Что? — не понял я и потёр виски.
— Смотри сюда! — с довольным видом замерцал Енох.
Когда Зубатов начал произносить монолог, Енох как-то резко сперва замерцал, потом вовсе исчез, правда ненадолго. И в тот же миг стая воробьёв, которые дрались в грязи возле лошадей за просыпанный из торбы овёс, дружно взлетела, зависла над Зубатовым.
Я вздрогнул, заподозрив неладное. Можете себе представить картину, Зубатов, изображая злобного белогвардейца, стоит на сцене и поёт дурашливо-печальным голосом:
ebooksa