Была она бледной, лицо осунулось, под глазами залегли тени.
— Здравствуй, — прошелестела она и перекинула толстую косу с одного плеча на другое.
— Ну как ты? — спросил я.
— Да ничего, — понурилась Анфиса, — сейчас меня почти не трогают. Общаться не общаются, но и не высмеивают, зато.
— Уже хорошо, — сказал я, — ты всё-таки подумай, Анфиса, может быть тебе действительно стоит с агитбригадой уехать? Немного поколесишь с нами, а потом в городе останешься. Работу в любом случае там найдёшь, рабочие руки везде пригодятся.
— Я уже думала об этом, — она впервые взглянула мне прямо в глаза. — Но пока не могу. Знаю, что дура я, но всё жду, надеюсь, что Василёк одумается и возьмёт меня замуж. Может, у него сейчас не получается, или родители не позволяют. Просто он — послушный сын и не хочет огорчать родителей.
Я слушал и не знал, что сказать: во все времена, во всех мирах влюблённые девки как были дурами, так и остались. И неважно — Анна Каренина это или Анфиса.
— Ты с ним говорила? — спросил я, заранее зная ответ. Но ведь нужно было хоть что-то спросить.
— Да, говорила, — по щекам Анфисы потекли слёзы.
— Понятно, — не стал развивать дальше тему я, — а отец сильно ругался, когда мы к вам пришли?
— Ой, ну он как всегда, — сквозь слёзы усмехнулась Анфиса, шмыгая носом, — ругаться-то он сильно не ругался, так, пару раз вожжами перетянул и всё.
Мне было жаль влюблённую дурёху.
— Слушай, Гена, — сказала Анфиса.
— Слушаю, — мысленно усмехнулся я (надо же, хоть и топилась, и была в состоянии аффекта, но имя моё запомнила).
— А вот скажи мне по правде…
— Что?
— А это твоих рук дело? — она внимательно всматривалась в моё лицо., пытаясь найти ответ на мучившие её вопросы.
— Что именно? — не понял сперва я.
— Ну… надписи на заборах…
Я сначала хотел сказать, что нет, не моих, потому что девка явно не семи пядей во лбу — возьмёт и кому-то проболтается. А мне бы этого не хотелось, во всяком случае хотя бы до тех пор, пока я не уеду с агитбригадой отсюда. Но потом я решил признаться — у меня вдруг возникла идея.