Я не знал, что ответить, стоял и думал, что бы такое сказать, чтобы вежливо было.
— Ты это… — сказал вдруг Сомов, закашлявшись.
— Что? — не понял я.
— Погоди, — остановился Сомов и, оглянувшись вокруг, тихо сказал, — а что тебе ещё снилось?
— Да ничего вроде, — сначала не понял я (мыслями был там, рядом с Анфисой).
— Я о том сне, где мой прадед… — терпеливо принялся объяснять Сомов, — он ещё что-то говорил?
— Говорил, — вспомнил я вторую просьбу Серафима Кузьмича, — сказал передать вам его запрет сыпать дуст под капусту.
— П-почему? — от удивления Герасим аж заикаться стал.
— Потому что это яд, — сказал я.
— Он так сказал?
— Он.
— И всё?
— Да вроде и всё.
— Ну ты это… если что вспомнишь ещё — говори, — сказал Сомов и быстрым шагом пошел дальше.
Вот жук! Значит нашел-таки клад. И даже ни слова не сказал.
Сплюнув с досады, я пошел своей дорогой.
По мере приближения к болотцу, мой шаг становился всё медленнее и медленнее. Не сказать, что я думал, что это из-за меня её убили — никто не видел, как я к ней приходил. И это точно. Тем более, что тут такого — мало ли почему я пришел? Может, с агитбригады с поручением прислали. Нет, это явно не повод убивать. Тогда что? Проболталась своему Василию о нашей связи? Или пошла сдуру троллить его, что мол, вот на меня как парни ведутся, а он приревновал и убил?
Да нет, бред какой-то. Ему явно было фиолетово на неё.
А кто тогда? Отец? Тоже вряд ли. Если после обмазанного дёгтем забора не убил. То сейчас тем более. Всё-таки родная дочь. К тому же, как я понял — единственная.
От болотца тянуло сыростью, торфом и сладковатым вереском. Земля под ногами зачавкала. Я старался искать место, куда ставить ногу — не хватало ещё ботинки промочить.