После этого мы с девицей Лонга придерживаемся вооруженного нейтралитета. Она делает вид, что не замечает меня, и норовит отвернуться. Я же демонстративно здороваюсь. Последнее ее бесит неимоверно.
Впрочем, в Хеллвиле был еще один тип, который уважал темную ведьму чуть меньше остальных.
Но справедливости ради надо сказать, что Астор Крон здесь вообще никого не уважал. Едва я его вспомнила, как этот противный тип нарисовался. Вот помяни зомби, он и восстанет.
Крон вышагивал в черном плаще по заснеженной улице так, словно гулял по столичному бульвару. Прямая осанка, холодный, надменный взгляд. Он, в отличие от девицы Лонга, был почти аристократом. До чистопородн… прошу прощения, чистокровного ему не хватало ровно половины. Той самой, что достается ребенку от матери. Если отец его был голубых кровей, то мать — куртизанкой. Поговаривали, что его батюшка лэр Орин хоть официально и не признал бастарда, но принимал участие в его жизни не только чеканной монетой.
Версии же причины, по которой Крон впал в родительскую немилость, среди горожан ходили разные.
Незамужние девицы ратовали за романтичную. По ней молодой полулэр влюбился в простушку, у которой не было ни гроша за душой. Астор отказался жениться на лэриссе, которую выбрал для него отец и которая должна была ввести его в высший свет.
Вторую выдвинули уже мужики. По ней выперли Астора из столицы за кутеж и разврат. Дескать, Крон с дружками так напился, что, обернувшись волком, схватил зубами караульного и зашвырнул его на крышу Йонльской ратуши. То, что рыжих волков-оборотней не бывает и что Крон чистокровный человек, у которого нет и крупицы магии, их не смущало.
Но, сдается мне, причиной опалы Астора стало то, что его сводный брат, законный наследник рода Оринов, был обвинен в причастности к заговору. Об этом почти не говорили в Вейхоне, официальных заметок ни в одной из газет не было. А до Хеллвиля новости о покушении на императора и вовсе не дошли. Я же распространять их не собиралась.
А сам Крон, вынужденный прозябать ныне в Хеллвиле простым стряпчим при бургомистре, и вовсе отмалчивался. Впрочем, надо отдать ему, повидавшему в столице наверняка не одного мага, должное: ко мне с вопросами он тоже не лез.
Обычно, если мы сталкивались на улице, то раскланивались и, не проронив ни слова, расходились. И каково же было мое удивление, когда сегодня, завидев меня, молчаливый нелюдим Астор мало того, что перешел на мою сторону, так еще и снял шляпу!
— Не правда ли, доброе зимнее утро, госпожа Фокс? — вежливо произнес он.
Меня так и тянуло спросить, кто же его так удобрил-то? Но сдержалась, вместо этого ответив:
— Насчет доброго не знаю, но то, что оно снежное, — определенно.
Волосы Астора, собранные в хвост по столичной моде, отливали медью, на лице играла приветливая улыбка, которая лучше любого плаката сообщала: этот тип что-то замыслил. Может, и к нему сегодняшней ночью прилетал посыльный?
— Знаете, я все думал, что такая красивая молодая девушка, к тому же маг, делает в такой дыре? — Он выразительно обвел взглядом улицу.
— Просто какой-то гад оставил в Вейне крышку в подпол открытой. Ну меня и угораздило прова… хм… тут очутиться.
По тонким губам скользнула сдержанная улыбка — Крон оценил шутку. А я удостоилась еще одного внимательного взгляда. Крон открыл рот, явно собираясь продолжить беседу, но не успел: меня окликнул со спины знакомый голос. Увы, уже хорошо знакомый.
— Магда, вот ты где! А я всюду тебя ищу, — раздалось на всю улицу.
Я обернулась и увидела, что на самой вершине пригорка стоял Джером в весьма расхристанном виде: рубашка не заправлена, кожух (явно с чужого, причем женского плеча) распахнут, темные волосы — встрепаны так, будто он бодался со стогом и таки победил его.
Улица, по которой я только что спустилась, была коварной, гололедистой. Я шла по ней осторожно и осмотрительно, а вот Джером… В общем, в это не совсем прекрасное для него утро, стоя в зените славы и лучах зимнего солнца, темный начал свой триумфальный спуск.