— Ладно, — милостиво вздыхает Матвей. — Купим.
Лиля взвизгивает, прячет телефон в карман и расплывается в довольной улыбке:
— Круто! Клевые же!
— И стоят как крыло самолета, — Матвей откидывается назад.
— Но клевые же!
— Пошли руки мыть, модница, — Матвей выпускает мою ладонь, встает и направляется к уборным мимо столов.
Лиля вскакивает и кидается за ним. Налетает на него, виснет на его плечах и возбужденно его убеждает:
— Они клевые! Ты просто ничего не понимаешь!
Что нас ждет? Моя дочь сейчас пребывает в счастливом неведении. У нее есть папа и мама, которые любят друг друга, и будут клевые модные кроссовки. И она всего этого лишится. В таком нежном и хрупком возрасте. Это она должна сейчас бунтовать, хлопать дверьми, скандалить и совершать ошибки. Не мы.
— Вы в порядке? — спрашивает официант и ставит в центр стола горячую, аппетитную пиццу и косит на меня обеспокоенный взгляд.
Я сейчас расплачусь. Сжимаю ладони на коленях в кулаки и тихо отвечаю:
— Все в порядке.
— Сейчас остальное принесу, — неловко улыбается.
Я киваю и закрываю глаза, желая исчезнуть. Мой брак дал глубокую трещину и начинает рассыпаться. Час назад у меня было все прекрасно и безоблачно, а сейчас я тону в черной грязи отчаяния.
— Пицца!
Меня из мрачных размышлений выдергивает Лиля. Хватает кусок пиццы, кусает ее, заталкивает в рот картошку фри и запивает молочным коктейлем.
— Папа застрял, да? — бубнит она с набитым ртом. — А в женском, похоже, кому-то морду начистили.
Вопросительно приподнимаю бровь.
— Куча окровавленных салфеток, — с трудом глотает, присасывается к трубочке и шепчет, — либо кто-то вены пытался вскрыть? Хотя, — отмахивается, — вряд ли. А ты чего не ешь? — придвигает блюда с пиццей. — Ешь. Вкусненько, — хитро щурится, — или ты на диете?
— Нет.