— Но никто из них не обладает ни малейшим политическим влиянием, — я вернул ему улыбку. — Скажу вам больше, ваше преосвященство — никто из них не получит герба, будь у него хоть сотня поколений благородных предков. Среди нашего гербового дворянства нет и не будет христиан, во всяком случае, в обозримом будущем. Те псковские события[12] вовсе не забыты, и любой аристократ, завязавший слишком тесные контакты с церковью, немедленно станет отверженным.
— А вы, значит, не станете?
— Я ливонский барон, и для меня совершенно естественно встречаться с моим сюзереном. Да и с другими иерархами, раз уж у меня есть владения в церковных землях. И не будем ещё забывать о нашей имперской родне. Мои контакты не вызывают никакого подозрения, скорее наоборот, князь готов ими воспользоваться в своих интересах.
— И насколько вы способны влиять на князя Яромира?
— Не думаю, что кто-то вообще способен влиять на князя, — хмыкнул я. — Но по крайней мере, я уверен, что князь внимательно выслушает мои доводы. Да и среди новгородской аристократии наша семья пользуется кое-каким авторитетом.
— В ваших словах действительно присутствует некоторый резон, — признал фон Херварт, задумчиво перебирая янтарные чётки. — Скажу вам откровенно — мы тоже помним псковский инцидент, и прямые контакты с княжеством вызовут определённое неодобрение, и дадут оппозиции нежелательные аргументы. Ваша кандидатура в этом смысле удобна, и протеста не вызовет. Но скажите мне, барон — вы в самом деле готовы содействовать вере Христовой на новгородских землях?
— Ни в коем случае, ваше преосвященство, — резко ответил я. — Я клялся блюсти интересы веры в своём баронстве, и я неукоснительно исполняю эту клятву. В княжестве я храню верность князю, и там я скорее враждебен христианству.
— Выглядит как-то… двоедушно, — поморщился епископ.
— Это вызвано моим несколько двойственным положением, — пожал я плечами. — Главное, нужно уточнять, с кем вы желаете разговаривать в конкретный момент — с ливонским бароном, или с новгородским дворянином. Однако не могу не заметить, ваше преосвященство, что именно такое уникальное положение и позволит мне выполнять роль независимого посредника, одинаково удобного обеим сторонам.
Фон Херварт в глубоких раздумьях вертел в руках чётки.
— Допустим, барон, я соглашусь, что в ваших словах есть рациональное зерно, — наконец сказал он. — Но вы же понимаете, что подобные решения выходят за рамки моих полномочий. Да и за пределы полномочий архиепископа Рижского, пожалуй.
— Я это понимаю, — согласился я, — и поэтому собираюсь более предметно обсудить эту тему с его высокопреосвященством кардиналом Скорцезе.
— Именно со Скорцезе? — он остро взглянул на меня. — Не с папой?
— Я полагаю сотрудничество с его высокопреосвященством более перспективным, — со значением улыбнулся я.
— Вот как, значит, — пробормотал епископ размышляя. — Допустим. Но почему вы разговариваете со мной, барон? Чем я могу быть вам полезен?
— По двум причинам, — честно ответил я. — Во-первых, я не хочу обращаться к кардиналу через вашу голову. Хотя в данном случае я действую не как ливонский барон, а представляю интересы Новгородского княжества, я не хотел бы создавать в отношениях с вами излишнее напряжение.
— Ну что ж, ценю, — он с интересом посмотрел на меня. — И вторая причина?
— А вторая причина состоит в том, что я хотел бы получить вашу рекомендацию.
— Вы знакомы с кардиналом лично, барон, — указал епископ. — Я уверен, что он примет и выслушает вас и без моей рекомендации.
— Мне недостаточно, чтобы он меня выслушал, — прямо заявил я. — Мне нужно, чтобы он отнёсся к моим словам серьёзно.