– А в первое пришествие Христос, свидетельствуют евангелия, не брезговал ни хлебами, ни винами…
– Во-первых, я не голоден, – поморщился Мальчик, будто услышал фальшивую ноту. – А во-вторых, Христос тут ни при чем…
– Как же, как же ни при чем?! – нарочито экзальтированно воскликнул предводитель, между делом не забывая закусывать. – А как же иконка у нас в углу?! И бабка, и мать-дура молятся на тебя, надежды и обиды свои тебе несут, молитвы обращают, а ты, вот те на – ни при чем… Как вам это нравится? – обратился он к своей веселой компании.
Мальчик вдруг обнаружил, что пацаны как-то уж чрезмерно серьезно вглядываются в него. От этих взглядов ему стало неуютно.
– Ну как, усекли, на кого вы сегодня посмели поднять свои грешные лапы? – грозно спросил атаман. – И чья десница покарала вас за это?..
Пацаны растерянно переводили взгляды с атамана на Мальчика и обратно.
– О чем ты?! – спросил Мальчик. – Я ничего не понимаю!..
– Принесите ему иконы! – приказал предводитель и ткнул пальцем в одного из пацанов. – Ты.
Тот мгновенно соскользнул со стула и исчез в темноте.
– Разлейте по второй! – раздался очередной приказ. Разлили.
Тут из темноты выскочил пацан со стопкой фотографий.
– Расставь на столе, чтоб ему видно было, – распорядился атаман. Перед заинтригованным Мальчиком расставили десять фотографий, и ему сначала показалось, что перед ним страницы их семейного альбома. Первая – он во младенчестве, последняя – прошлогодняя, когда ему исполнилось девять лет. Но почти сразу он понял, что эти фотографии никогда не были в семейном альбоме. Атаман этих юных мерзавцев прав – перед ним типичные иконы: над головой обязательный нимб, на заднем плане – сине-черное небо со стилизованными звездами, а на его фоне – улетающий ввысь белый шпиль Гостиницы с крестом на острие, которого у реальной Гостиницы никто еще не видал… Но чья-то фантазия разглядела на этом шпиле крест.
«Не хватало изобразить на нем еще и распятого Христа!» – мысленно усмехнулся Мальчик. И вдруг ему стало не по себе. Кроме нелепости всей этой наивно-религиозной символики, он вдруг уловил в череде икон-фотографий зловещий намек-ожидание: «Расти, расти, мальчик… Рано или поздно ты будешь распят…»
– Ну как, впечатляет? – усмехнувшись, поинтересовался атаман-философ.
Мальчик молча кивнул и непроизвольно выдохнул:
– Фу, чушь какая!..
– Но-но-но!.. Поосторожней, Иисусик!.. – сузил глаза атаман. – Тот, кто называет надежды миллионов несчастных чушью, рискует быть растерзанным этими миллионами!..
– Или распятым, – добавил Мальчик. Атаман внимательно посмотрел на него, как бы переваривая услышанное, и повторил, соглашаясь:
– Или распятым… Но это не один хрен: в первом убийстве – беспросветность отчаяния, во втором – свет надежды… Однако предлагаю второй тост: – За прозрение Мессии!..
Они выпили. Мальчик почувствовал, что теперь пацаны смотрят на него иначе. С серьезностью и любопытством, с ожиданием и опаской… И с помутнением во взоре, но это, скорей всего, от коньяка.