— Дак тогда сыграл бы хоть что, — продолжал приставать Егор Кузьмич, — душу хоть бы потешил.
Летчик, поломавшись для приличия, взял гитару и начал наигрывать и тихо подпевать себе под нос:
Гитара была чуть-чуть расстроена и резала слух Вовке, но он, как и все, захлопал в ладоши после незамысловатого исполнения майора.
— Товарищ майор, — сказал он нерешительно, — мне кажется, что гитара слегка расстроена. Давайте я ее настрою.
Летчик без слов протянул гитару.
Вовка бережно взял в руки инструмент и пропал, это была такая вещь, сразу стало ясно, что это ручная работа, да и сами струны были высший класс.
Он осторожно тронул колки, гитара на это отозвалась мелодичным гулом. Расстроена она была совсем немного, и через минуту Вовка взял звучный аккорд. С этими пальцами было немного непривычно, но тем не менее за этим аккордом последовал другой и третий.
— Слушай, парень, — сказал летчик, — я гляжу, ты в этом деле дока. Может, и споешь что-нибудь.
После недолгого раздумья Вовка сказал:
— Хорошо, я вам спою песню, совсем недавно услышал, парни во дворе пели. Она про летчиков.
Он дважды сделал проигрыш, и его пальцы уже почти свободно бегали по грифу.
Затем вдохнул и начал петь своим ломающимся, юношеским тенорком:
При первых же словах песни пилот замер и слушал не дыша.
Да и вся палата слушала, затаив дыхание. На середине песни майор заплакал, по его лицу текли крупные слезы, но он не обращал на это никакого внимания и был весь там, в бою.
Но вот отзвучал последний аккорд.
И тут пилот очнулся.
— Парень, скажи прямо, ведь это ты сочинил? Не слышал я такой песни никогда. Вот, как ты так смог, ведь это прямо про моего друга, как будто он здесь был!
Вовка смущенно сказал:
— Да нет, точно не я, где мне такие песни сочинять.
— Лады, — решительно сказал майор, — мне другую гитару найдут, а за эту песню вот тебе подарок, гитара твоя! Вот только слова песни запиши мне, пожалуйста, — добавил он.