Атлант расправил плечи. Часть II

22
18
20
22
24
26
28
30

Франсиско не ответил.

— Послушай, — продолжил Риарден. — Я знаю, в чем твоя беда. Ты всю жизнь не занимался реальной, ежедневной работой. Я думаю, ты был тщеславен, но не понимал, что в тебе заложено. Забудь на время о богатстве и переходи на работу ко мне. Для начала поработаешь горновым. Ты сам не знаешь, как много тебе это даст. Через несколько лет ты будешь готов управлять «Д’Анкония Коппер».

Он ожидал услышать взрыв смеха и уже приготовился возразить, но вместо этого увидел, как Франсиско медленно покачал головой, как будто не доверяя своему голосу, словно боясь, что, заговорив, примет его предложение.

Через секунду он произнес:

— Мистер Риарден… Я отдал бы всю жизнь за то, чтобы проработать год вашим горновым. Но не могу.

— Почему?

— Не спрашивайте меня. Здесь… причина личного порядка.

Мысленно Риарден всегда представлял себе Франсиско как человека, вызывающего негодование и одновременно непреодолимо притягательного, абсолютно неспособного на страдания. Сейчас он видел в его глазах полностью контролируемую, терпеливо переносимую пытку.

Франсиско молча потянулся за пальто.

— Ты же не уйдешь сейчас? — спросил Риарден.

— Я ухожу.

— Разве ты не закончил тот разговор, что начал прежде?

— Не сегодня.

— Ты хочешь, чтобы я ответил на твой вопрос? Что это за вопрос?

Франсиско покачал головой.

— Ты начал спрашивать меня, как я мог… Как я мог — что? Улыбка Франсиско больше походила на стон боли, единственный стон, который он себе позволил.

— Я не стану вас спрашивать, мистер Риарден. Я и так знаю ответ.

ГЛАВА IV. ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

Жареная индейка стоила тридцать долларов. Шампанское — двадцать пять. Кружевная скатерть, похожая на паутинку с рисунком из виноградных листьев и гроздьев, переливавшихся в свете свечей, стоила две тысячи. Обеденный сине-золотой сервиз из полупрозрачного китайского фарфора — две с половиной.

Столовое серебро с монограммой «ЛР» в лавровом венке, в стиле ампир, обошлось в три тысячи долларов. Но думать о деньгах и о том, что они доказывают, значило бы проявить бездуховность.