Стенли закрыл голову руками и сказал со вздохом:
— Ты же говорил, что они ничего не почувствуют!
Хакер закатил глаза.
— Кто сказал, что они нас поймают? Они минут двадцать ухлопают на локализацию проблемы, где рвануло да какой именно джек. У тебя глаз на такие штуки намётанный. Может, на ихних новых схемах такого входа вовсе нету. Нету, так нету, ну и слава Богу, — разулыбался Билли. — Лоханулись они, короче.
У Стенли начало создаваться впечатление, что никуда он уже сегодня не убежит.
Стрентум был одной из самых крупных фабрик вооружений в Маленьком Египте. У компании были свои порядки, свои законы. Стенли вспомнил хруст лопающихся костей во время массовой казни под руками Брюса. Вспомнил вопли. Вспомнил, как тщетны были отчаянные попытки казнимых остановить Охотника.
В ту ночь ему стала ясна вся их политика. В Маленьком Египте существовало только два вида людей: те, кто бежит, и те, кто наблюдает за бегущими.
По большому счёту дезертирство Стенли ничего не изменило бы. И он это знал. Мало кто в городе верил, что может что-то изменить в мире. Так же будут вертеться шестерёнки, так же будет давить людей машина.
Биотопливо для котлов войны.
За предыдущий день он стёр из архивов годы и годы работы. Теперь Стрентум может забыть про звукоимпульсные технологии. Стенли с великим тщанием уничтожил все данные о своих разработках, и только нейродатчик содержал некоторую надежду на их восстановление.
Поэтому Стенли мог свободно считать себя покойником. Если они его найдут, они ещё могут восстановить утраченную информацию. Извлечь нейродатчик. Порыться в его мёртвых мозгах.
— Мне… Билли, мне нельзя назад.
— Уже понял. Поехали. По кабелю доберёмся — есть тут одно место.
В другой ситуации Стенли начал бы нудно обсуждать все «за» и «против». По кабелям носились одни ненормальные. Курьеры, например, — ну, да эти ежедневно играли со смертью. Но выбирать не приходилось.
Джеймсон отсоединил от гидрофолда багажник и вдруг пинком послал гидрофолд вниз со здания.
Треугольный, как воздушный змей, тот нырнул вниз и рывками заскользил в продуваемую ветрами долину из воздуха и облаков. Солнце отсвечивало серебром от обшивки и рисованный человечек на эмблеме как будто подмигивал Стенли. У него закружилась голова.
А тому падать ещё многие километры.
Билли жалостливо вздохнул.
— Я буду по нём скучать. — Распрямился и повернулся к Стенли. — Но Боливар не вынесет двоих. Готов, амиго? — Билли кинул ему сумку из грубой ткани. Его маска служила одновременно и смотровым щитком, и защитным фильтром — теперь она снова закрывала ему лицо, чтобы удерживать во время перелёта жалкие крохи кислорода за стеной. Плексиглас маски затуманился, принял серо-стальную окраску, и издал приглушённый сигнал.
Стенли бессмысленно таращился на собственное в нём отражение — на перепуганного, отощалого, седеющего человечка.