— Тоже небось ходят, суются, куда не надо.
— Не суются… — тихо сказал Виктор. — В деревне русские меня боятся…
Какое-то время молчали — очень уж необычные вещи говорил Витя, и очень уж он просто говорил.
— Витя, так ты говоришь, нам тут кто-то сильно мешает?
— Вы же сами видите, мешает. Но я вам не могу сказать, кто это. Не поверите. А он с вами разговаривать хочет.
— Кто? Тот, кто мешает?
— Ну да… Он пообщаться с вами хочет и не может — потому что вы в него совсем не верите. А я верю, он со мной и говорит.
— Это твой предок, да, Витя? — Володя старался произнести это как только получалось мягко.
— Мешает не этот… Предок Догон мне помогает.
Так же стеснительно улыбаясь, Витя допивал свой чай.
— Спасибо за чай, Володя, и не волнуйтесь так. Я думаю, вы скоро в него все равно поверите и тогда сможете поговорить.
Витя тихо выскользнул из палатки, неслышно пошел через росистую, высокую траву. После Вити разговор как-то не клеился, народ начал постепенно расходиться.
Кружилась от портвейна голова, было хорошо и грустно. Потому что поговорил с ребятами. Потому что приходил Витя Гоможаков и все-таки Володя, наконец-то, перед ним извинился. Потому что так пахнет влагой и травой. Потому что ночь почти безлунная. Просто потому, что живется хорошо и сильно; живется там и так, как хочется.
И потому особенно трудно не думать, что спустя короткое время может кончиться вообще все… Не только сама экспедиция. Ведь что самое интересное — в любом случае, при любом повороте событий Володя не повернул бы назад. «Не убоюся зла, пройдя долиною смертной тени» — всплыли в памяти слова старинного мудрого псалма.
Позже, даже спустя много дней, Володя мог бы совершенно точно сказать, когда все археологи ушли из его палатки, — это произошло в половине десятого вечера. Он помнил это очень хорошо, потому что постоянно посматривать на часы и отмечать, что и когда произошло, давно стало Володиной привычкой. Конечно же, Володя посмотрел на часы, когда народ вышел: было половина десятого. Но нет никакого сомнения — Володя забыл бы точное время ухода друзей, забыл бы назавтра же, не будь у него особой причины запомнить его. В том-то и дело, что особая причина появилась через несколько минут после ухода последних — Андрея и Вити с Леной. Эта особая причина состояла в том, что к нему в палатку тихо скользнула Ли Мэй.
ГЛАВА 31
Чужеземцы
То есть она не сразу скользнула… И уж, конечно, не сделала ничего, чтобы стать незаметной, просочиться к нему так, чтобы никто не узнал. Нет, конечно! Ли Мэй, Машенька для Епифанова, подошла к палатке в сгущающейся темноте, шла через лагерь, и не видел ее только ленивый. Вот она стоит в дверях палатки, ясно рисуется своей чудной фигуркой на фоне закатного неба.
— Я надеюсь, к вам можно войти?
ebooksa