Орден костяного человечка

22
18
20
22
24
26
28
30

— Все вместе — на свою ногу… вместо обуви — дошло?

— Ну-у ты даешь…

— Девушки, придумайте, как еще обмотать ногу получше, понадежнее. А ты, Толян, как обуешься — найди пару прямых стволиков. Тут дальше осинки неплохие растут… Понял зачем?

— Неужто копья будешь делать?

— Будем делать… Понял, Толик? Мы с тобой будем их делать… Вместе будем. Заострим получше, на огне обожжем острие и пойдем дальше, на крепкую землю.

Миша отвернулся, не в силах выдержать пристальных взглядов Лены с Ларисой — взглядов недоверчивой надежды. Он не был уверен, что их заслужил.

И опять болото раскрывалось во все стороны, одинаковое во всех направлениях. Куда-то исчез грозный призрак, и туман опускался, ложился, распадался на клочья и куски. Все больше открывалось, все лучше становилось видно само болото — унылое, покрытое какими-то деревцами-недоделками, нелепой осиновой порослью, все в проплешинах, черных лужах, каких-то поваленных полусгнивших стволах (видимо, росло здесь и что-то более серьезное?). На поверхность воды всплывали пузыри газа из неведомых глубин. Чавкала под ногами трясина. Все везде одинаковое, неразличимое, и Миша совершенно не был уверен, что найдет место, по которому они только что прошли, — даже сумеет ли вернуться к поваленному стволу, возле которого полчаса назад жгли костер, пили чай, переобували Толяна.

Зловещее существо пропало — но и выход из болота пропал. В комарином звоне мерзко покачивались голые стволы и ветки; в безветрии становилось совершенно непонятно, почему они качаются, особенно если не думать о сотрясениях непрочной почвы, создаваемой самим же отрядом. И колебания растений становились еще одним неприятным, тревожным явлением, еще одним необъяснимым свойством болота.

Спускался вечер; солнечный свет теперь не задерживался туманом, но его лучи падали косо. Куда идти? Вроде бы идти надо на север, встав левой рукой к закату. Хотя да! В это время года солнце закатывается не на западе, а где-то между западом и югом… К чему ближе, к югу или к западу, не знали ни Миша, ни другие. Ребята могли находиться где угодно — и в трех, и в двадцати километрах от хутора. Но на каком бы расстоянии ни находились — они были к северу или к востоку от степи. Если бы ребята двигались на юг, они давно бы уже вышли из горного леса к степной местности.

Скорее всего, Миша повел бы отряд туда, где закатывалось солнце, — но тут вдруг тихо вскрикнула Лариса.

— Что такое?! — тон Миши был не особенно любезен. — Чего орешь?

— А вон посмотри… Это же просека!

И точно! Стоило Ларисе провести рукой, как среди круговерти лесных зарослей очень заметна стала ровная, словно проведенная по линейке линия, рассекавшая кроны. Внизу, под ровным лоскутком бледного вечернего неба, угадывалась и тропинка. И на ней, на тропинке под линией вечернего неба, хлюпала грязь под ногами, по краям пучилась трясина — но было прочнее, надежнее, чем на болоте. Плохая, неровная, давно нехоженая оказалась тропинка — но и та, по которой шли утром, была ведь ненамного лучше.

Ребята невольно заспешили, даже Толян перестал хромать, торопясь пройти как можно больше. Часа два шли из последних сил, бурча пустыми животами, со все большим трудом переставляя гудящие ноги. Конца лесу не открывалось, и даже сам лес становился все выше, красивее, интереснее. Исчезли лиственницы; в закатном огне бронзовели стволы высоких сосен почти без горизонтальных веток, значит, деревья поднялись в густом лесу. Темнота словно накапливалась в понижениях местности, в отдаленных участках леса и где деревья росли гуще.

— Я уже не могу… — вырвалось вдруг у Ларисы, вырвалось с каким-то детским всхлипом. Девушка остановилась, оперлась на ствол, тяжело переводя дыхание.

Опять Миша был вынужден принимать решение за всех. Он уже стоял перед отрядом, развалившимся прямо на земле. День угасал. Выйти в степь до наступления полной темноты — это почти невероятно.

— Миша… Может быть, устроимся на ночь? Соберем дров побольше…

Толян тоже как-то не вспоминал, что он старше Миши на год и уже как-никак студент второго курса, большой человек. И смотрит жалобно, снизу вверх. Не только потому, что он сидит, а Миша стоит.

А Лена как повалилась на землю, прямо на мох лицом, так и лежит неподвижно. Ладно… И Миша, делать нечего, начинает учиться приказывать.

— Народ! Не раскисать! Из болота вышли! И дальше выйдем. Сейчас — народное гуляние за дровами. Нужно собрать целый ворох. Вот такой, — и Миша показывает примерно по пояс себе и зовет как можно более властно — Лариса!