Петров добросовестно накачал паяльную лампу, и она низко загудела, изрыгая голубоватое пламя. Столбик ртути ожил и весело полез вверх, остановившись на отметке -5˚.
– А ведь сегодня 22 декабря, – сказал Гудкович, высунув голову из спального мешка.
– У кого-нибудь день рождения? – осведомился я, тщетно пытаясь запихнуть ногу в окаменевший за ночь унт.
– 22 декабря – самый короткий день, – пояснил Зяма.
– Может, по этому поводу нам доктор лишнюю стопку настойки женьшеня поднесёт, – сказал Дмитриев. – Маленькое, но событие.
Сообщение Гудковича, что сегодня самый короткий день, я воспринял как образец чёрного юмора. Самый длинный или самый короткий – какая для нас разница, ежели круглые сутки стоит непроглядная тьма.
Постепенно нарушенный распорядок нашей жизни восстановился. Первое, чем мне надо было заняться, – провести очередной медицинский осмотр. Закончив все процедуры обследования, я уже достал заветную бутылку с настойкой, как вдруг Петров, ни разу ни на что не жаловавшийся, спросил:
– Послушай, доктор, что-то меня последнее время жажда одолевает. Во рту пересыхает, точно валенок жевал.
– Это, видимо, от обезвоживания организма.
– Чего? – откликнулся из-за занавески Дмитриев. – Даже я знаю, что такое только в пустыне бывает. А то в Арктике. Вот смех!
– Да постой ты, Саша, со своими знаниями. Пусть лучше доктор сам объяснит.
– Понимаешь, Ваня, ничего удивительного в этом нет. Если ты посмотришь дневники полярных путешественников, то многие из них жаловались на жажду. Причины её давно объяснены. Первая – недостаток питьевой воды. Но с этим-то у нас порядок. При работе в стесняющей движение одежде, да ещё при тяжёлой физической работе, значительно усиливается потоотделение – вот тебе и вторая причина. А к этому присоединяются низкая температура воздуха и его сильная сухость. Он, поступая в лёгкие, нагревается и при этом поглощает значительное количество влаги. И потом, мы здесь много чаще бегаем в туалет.
– Это я давно заметил. Иногда раз по десять, а иногда и больше хочется писать. А я подумал, может, с почками что-нибудь приключилось.
– Почки тоже не остаются в стороне от этих дел. При низкой температуре увеличивается секреция мочи. Вот и всё – простенько и со вкусом. Правда, при увеличившихся потерях воды может нарушиться и солевой обмен. Но наша пища содержит достаточное количество соли, и эта штука никому не угрожает.
– Спасибо, док, за объяснение.
Ваня выпил положенную ему стопку женьшеневой настойки и удалился.
Поутру, едва одевшись, мы помчались в свою родную палатку. Но нас постигло полное разочарование. Вода не только не замёрзла, но, по-моему, её даже прибавилось. Дед Мороз явно не торопился выполнить свои прямые обязанности.
Только на пятые сутки вода наконец превратилась в лёд, из которого торчали вмёрзшие обломки досок, ящики, старые унты и даже забытый впопыхах чайник. Пришлось взяться за пешни и лопаты. Когда наконец тридцать пятое ведро ледяных осколков было вынесено за порог, мы всерьёз принялись за благоустройство палатки: сбили все сосульки наледи, выколотили изморозь из старых оленьих шкур, настелили поверх в два слоя новые и вычистили до блеска газовую плитку. Оставалось только разжечь огонь. Палатка сразу приобрела непривычный уют.
– Теперь не хватает только музыки, – довольно сказал Гудкович. – Надо бы попросить Константина Митрофановича провести к нам радио, тогда вообще будет полный порядок.
– Это кто там радио вспоминает? – послышался из снежного лаза знакомый голос, и на пороге появился Курко с мотком провода в руках. – Здорово, бояре, – сказал он. – Как живёте-можете?