— Я тоже приветствую улучшение жизни людей.
— Забавно, — я отложил в сторону вилку и отхлебнув вноградного сока из стеклянного бокала откинулся на спинку стула. — Государство и императора каждый второй обвиняет в нежелании решать крестьянский вопрос, но вот помещики… Они совсем не торопятся отпускать принадлежащих им крепостных. Которые, на секундочку, живут куда как хуже государственных. А между тем, государственные крестьяне вполне могут обрести волю и, кстати, приличный надел земли, если только согласятся на участие в переселенческой программе. Я вам более того скажу, каждый год мы перевозим на свободные земли на южных окраинах империи по полсотни тысяч душ.
Подача была абсолютно прозрачна, семья Пушкиных вполне себе имена крепостных и не смотря на воззрения одного из отпрысков отказываться от дармовой рабочей силы — как, впрочем, и все остальные помещики империи — не спешила. Поэт, услышав едва прикрытый упрек мгновенно покраснел, хоть из-за смуглой кожи это было не так сильно заметно.
— Не смущайтесь, молодой человек, — я пожал плечами. — Это не ваша проблема, мало кто умеет и главное желает думать головой, в вашем возрасте.
— Если будет на то воля императора, — отозвался взявший немного себя в руки Пушкин, — завтра же все крепостные империи станут свободными.
— Смешно, — я выдал самую скептическую из своих улыбок.
— Что именно, ваше императорское высочество? — Не понял парень.
— О! Сколько за последние сто лет в России было дворцовых переворотов? — Вопрос был, мягко говоря скользкий, самодержавный строй обычно такие рассуждения не поощрял. — Не отвечайте, правильного ответа все равно нет, считать можно по-разному. Успешных — восемь и будьте уверены, что девятый не заставит себя жать в случае попытки императором дать вольную всем крестьянам. Уже даже принятые братом законы, облегчающие бытье крепостных, вызвали появление достаточно обширного заговора…
Пушкин, которого ткнули носом в реальность, вынужден был замолчать не имя контраргументов для достойного ответа. Как любой мечтатель, желающий облагодетельствовать всех и сразу, он о последствиях обычно не думал.
— Зачем вы пригласили меня, ваше императорское высочество, — через некоторое время задал правильный вопрос поэт. — Вероятно не для того, чтобы обсуждать со вчерашним выпускником лицея, его политические воззрения.
— Вы правы, Александр Сергеевич, — я согласно кивнул, — мне нужен ваш талант.
— К стихосложению?
— А у вас есть еще какие-то выдающиеся таланты? — Было видно, что похвала великого князя, пусть высказанная даже в виде такого риторического вопроса, молодому человеку приятна. Впрочем, тут же соглашаться на все Пушкин не торопился.
— И что же от меня требуется великому князю? — В поэте явно говорила молодость и свойственный ей дух противоречия, с другой стороны, я за две жизни уже виде столько самоуверенных юнцов, что пронять меня было достаточно сложно.
— Как я и сказал — ваш талант. Стихи на заданные темы.
— Вы хотите меня купить? — В лучших чувствах оскорбился парень.
— Во-первых, вы забываетесь, — осадил я собеседника.
— Простите, ваше императорское высочество, — тут же сник Пушкин. Все же мы с ним стояли совсем на разных ступенях иерархической лестницы и то, что я пригласил его на ужин, ничего, по сути, не меняло.
— Во-вторых, «Колокол», где вы публикуетесь, зарабатывая деньги, принадлежит мне. Ну и служить, после окончания лицея вы вероятно тоже будете… России. А я свой интерес от интереса державы не отделяю, — знаменитое людовиковское «государство — это я» не прозвучало, но мысль была к тому близка. — Ну и в-третьих, — вы же хотите освобождения крестьян, искоренения коррупции, улучшения жизни простого землепашца, увеличения грамотности и всего остального в этом духе? Я это все поддерживаю, а вот большая часть высшего общества — нет. Для изменения сложившихся в свете мнений нужна правильная пропаганда.
— Пропаганда? — Переспросил Пушкин.