2054: Код Путина

Европейцы исходили руганью, угрожали и бесились, однако после тщательной проверки развития конфликта, скрипя зубами, признали, что агрессором была Грузия. О вступлении Грузии в НАТО после этой яростной атаки речи больше не было.

Ветров подумал о своей непосредственной миссии – интенсивных поисках скрытых источников, поддержке Геншера. Он разговаривал с кремлевской администрацией, с сотрудниками МИДа, был на приеме в Следственном комитете. Внешнеполитические успехи Путина были не случайными, за ними Ветров предполагал знание властных закономерностей и холодный стратегический расчет. Путин играл умело. В военном аспекте Запад не мог поставить Россию на колени, экономическое давление она тоже выдерживала. Кремль действовал так, словно предвидел следующие шахматные ходы противника.

Запад находился в историческом зените своего влияния. Через такие инструменты, как Международный валютный фонд, Всемирный банк, ВТО, Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) или Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР), он владел миром. НАТО было в состоянии вести победоносные воздушные войны, разбить любого противника, не подвергая опасности своих солдат. Секретная служба «Агентство национальной безопасности» могла выследить любого человека на планете. У американцев было техническое оснащение, позволяющее посредством простых атак дронов психически уничтожить противников в любом уголке земного шара.

Разделить этот консолидированный Запад не удалось даже самым искушенным российским дипломатам. Старая ось Германия – Франция – Россия была сломана Штатами и центральновосточными европейцами. НАТО и ЕС переполняло самодовольство, они считали, что у них нет конкурентов, и не видели, как Азия экономически обгоняла Европу. Два тысячелетия Европа играла первую скрипку в истории человечества. Но через несколько десятилетий континент окажется перед демографической катастрофой. Музыка уже давно играла в Азии.

Пожалуй, Путин видел в этом свой шанс. Он должен бы изменить навязанные Западом правила игры в альянсе с одинаково настроенными развивающимися странами. Ветров находился под впечатлением от продуманной Путиным стратегии в этом направлении.

Успехи Путина все больше нервировали американцев. Несмотря на устаревшее вооружение, скупые финансовые средства и отсутствие каких-либо союзников, ему удалось противостоять США. В Югославии американцы водили международное сообщество за нос, теперь Россия сделала то же самое на Кавказе. Естественно, Запад не собирался забывать поражение в Грузии. Американцы и отдельные страны ЕС уже тайком обдумывали, как без упрямых немцев они смогут реализовать свой план по расширению НАТО на постсоветском пространстве.

Противники России – Великобритания, Швеция, Польша и три прибалтийские страны – келейно разработали новую геополитическую концепцию восточной политики ЕС. В рамках «мягкой» политики, методами невоенного воздействия, через соглашения о присоединении к ЕС Украина, Грузия и другие «лежащие между ними» экс-советские республики должны были быть отделены от евразийского пространства и укоренены на Западе. Ветров считал скандалом, что в соглашениях о присоединении была твердо прописана политически безопасная кооперация а-ля НАТО, что поначалу держалось в тайне.

Западные эмиссары со своими фондами и другими институциями глубоко проникли на территории бывшего Советского Союза, чтобы под предлогом укрепления тамошнего цивилизованного общества создать новую линию разрыва с Россией. Россия запротестовала, Запад успокаивал ее: «Россия, не бойся НАТО. Оно и тебе принесет лишь мир и безопасные границы».

Ветров был убежден, что Меркель, даже если ее позиция оставалась критической по отношению к России, никогда не пойдет на риск открытого разрыва Европы с Россией. Но с разочарованием был вынужден констатировать, что даже у такой мощной страны, как Германия, в новой расстановке сил на Западе были связаны руки – американцы и центральновосточноевропейские союзники НАТО запретили Берлину какие-либо особые отношения с Россией. Суперсделка, в ходе которой российские инвесторы должны были получить разоренный концерн «Опель», рухнула из-за вето США. Были сорваны и другие планы российских концернов оплатить свою долю участия в немецкой промышленности.

Бывшие жертвы нападения Гитлера и более поздние военные трофеи Сталина – центральноевропейские страны – быстро научились, на каких струнах они должны были играть, чтобы поддерживать старые чувства военной вины немцев. Меркель смирилась, ведь она обещала США абсолютную верность. Не поставила она под сомнение эту клятву и тогда, когда стало известно, что американские спецслужбы годами прослушивали ее телефонные разговоры.

Ветров больше не видел для себя никакой перспективы в ведущем внешнеполитическом мозговом центре Германии. Главный консультант федерального канцлера пожаловался на него руководству института – своей болтовней он сведет на нет ее российскую политику. Финансирование Ветрова тоже вдруг повисло на тонкой нитке, спонсоры из экономической сферы отпадали один за другим.

Новый директор института достаточно заблаговременно спустил его на землю и предостерег:

– Россия утратила для нас актуальность. – Но что немцы так решительно повернутся спиной к России, Ветров не ожидал. Как это могло случиться? Откуда эта заносчивость – игнорировать каждую идею, исходящую от России, и одновременно раскланиваться перед США? Трансатлантизм, похоже, стал своего рода религией.

К сожалению, Ветров высказал эти мысли одной журналистке, которая опубликовала их в виде интервью. Тут в лицо Ветрову ударил еще более сильный лобовой ветер. На протяжении всех этих лет его все еще удивляло: с одной стороны, из-за холокоста немцы по-прежнему пребывали в состоянии моральной вины по отношению к Израилю. Но едва ли кому-нибудь в Германии приходило в голову вспомнить о 27 миллионах советских граждан, убитых вермахтом и СС, а уж тем более выразить подобные чувства вины. В политических дебатах противники предъявляли Ветрову всегда одно и то же иллюзорное объяснение: вина Германии в нападении на Россию с лихвой компенсирована сорокапятилетней оккупацией Восточной Германии, не так ли?

Ветров почти ежедневно спорил со своими коллегами, на долю которых приходилась прерогатива толкования о российской политике в немецких СМИ.

– Россия становится вторым Советским Союзом. Реформация России потерпела историческую неудачу, – объявляли они. Ветров приходил в ярость. Западная политика экспорта ценностей в Россию и в другие регионы мира напоминала ему планы мировой революции бывшего Советского Союза. Но его постоянное брюзжание по поводу российской политики Германии превратилось в злой рок.

Той судьбоносной ночью 4 марта 2012 года Андреев сочувственно похлопал немецкого коллегу по плечу:

– Честно говоря, мы всегда думали, такая стратегически мыслящая элита, как немецкая, всего лишь прячется за этим ценностным фетишизмом, чтобы завуалировать свои истинные цели. Теперь мы знаем, что немцы действительно узколобо закоснели в этой идеологии. Американцы затуманили им мозги.

Ветров заторопился, почти бросился бежать в свой отель. Он не имел права пропустить следующее свидание. Путин давно исчез с трибуны. Через несколько минут Ветров был уже у Москворецкого моста. Несмотря на теплую куртку, он страшно мерз. Его итальянские кожаные сапоги промокли. Холодный мокрый снег хлестал по лицу.

На мосту он был один, только несколько машин пересекали Москву-реку. Посредине большого моста перед ним вдруг вырос мужчина, закутанный в ценную черную шубу, в дорогой меховой шапке. Незнакомец поднялся по узкой боковой лестнице, которая вела прямо от набережной вдоль каменной стены наверх. Его узкое лицо украшала бородка клинышком. Он заговорил с легким акцентом.