Двое японских агентов, стоя на коленях, подняли оружие и застрелили Роберта с расстояния в пятнадцать футов. Почти в тот же миг третий окатил всю группу журналистов очередью из автомата. Вэл и двое операторов упали.
Мэра и мистера Мородзуми засунули в лимузин и увезли раньше, чем толпа зевак подняла крик. Ни мэр, ни его советник не пострадали.
Тело Вэла увезли в полицейский морг, но отца Кэрол позволили навестить.
— Он не почувствует, что вы здесь, — сказал ей врач. Голос у него был безучастный. — Слишком велико повреждение мозга. Мозговая активность есть, но очень ограниченная. Боюсь, что речь идет лишь о том, как долго система жизнеобеспечения сможет поддерживать его в таком состоянии. Несколько часов. Самое большее — дней.
Кэрол кивнула и опустилась на стул рядом с кроватью. Касаться руки отца она не стала. Комнату освещали только два электронных монитора.
Комнату освещали лишь больничные мониторы. Посетителям кажется, что Роберт не слышит того, что они говорят, но он слышит.
— Он уже некоторое время не приходит в себя, — говорит медсестра дочери президента, которая пришла навестить его с сыном.
— Мой отец хочет, чтобы о нем хорошо заботились, — говорит дочь Ланцера. Она стала красивой женщиной. А ее сыну всего года четыре или три, и он унаследовал дедовскую копну каштановых волос. Малыш берет пальцы Роберта в свою крохотную ручку. Его не пугает ни больничная палата, ни капельница, ни мониторы. Он уже бывал здесь раньше.
Дочь Ланцера сидит рядом с его кроватью, как сидела много раз до этого. «Не плачь обо мне, — думает Роберт. — Я счастлив».
Кэрол сидит у кровати отца до трех ночи, когда в комнату входят техники, отключают систему и увозят тело.
Когда они уходят, она продолжает сидеть в темноте. Ее глаза открыты, но слепы. Немного погодя она улыбается, вытаскивает тридцатиминутный флакон, почти благоговейно подносит его к лицу и щелкает колпачком.
СТРАСТНО ВЛЮБЛЕННЫЙ
Публикуемый ниже секретный дневник поэта Джеймса Эдвина Рука, относящийся к периоду Первой мировой войны, был «обнаружен» в Лондонском Имперском военном музее в 1988 году. На самом деле дневник имел инвентарный номер и значился в каталоге наряду с несколькими тысячами дневников военного времени, найденных или принятых в дар музеем почти семьюдесятью годами ранее, но эта записная книжица на протяжении всех минувших десятилетий ошибочно хранилась в архивном собрании бюрократических бумаг и документов, не представляющих особого интереса для ученых. «Обнаружение» же дневника произвело в научном сообществе впечатление, которое иначе как сенсацией не назовешь.
Авторство Джеймса Эдвина Рука доказано неопровержимо. Принадлежность почерка установлена со всей определенностью. Стихи — в большинстве своем черновые наброски — признаны первоначальными вариантами нескольких известнейших стихотворений из сборника «Окопные стихи» Джеймса Эдвина Рука, выпущенного в 1921 году издательством «Фейбер и Фейбер», Лондон. Действительно, хотя дневник не был надписан автором и ничем не выделялся из сотен почти одинаковых дешевых блокнотов, собранных в госпиталях, похоронных центрах и непосредственно на полях сражений, на многих страницах в нем стоит собственноручная «подпись» Рука в виде торопливо начерченного знака, который впоследствии запомнился всем по обложке фейберовского издания «Окопных стихов» 1936 года.
Но даже когда ни малейших сомнений в авторской принадлежности дневника не осталось, недоверчивое изумление не проходило, и публикация данного документа задержалась по ряду основательных причин.
Во-первых, Соммский дневник Джеймса Эдвина Рука времен Первой мировой уже давно найден и опубликован («Воспоминания пехотного офицера. Соммский дневник Джеймса Эдвина Рука», издательство «Джордж Фолкнер и сыновья», 1924). И хотя в нем встречаются весьма выразительные описания «окопной» войны, в целом повествование ведется довольно сдержанным и зачастую суховато-ироническим тоном, характерным для офицерских дневников данного периода. В сущности, почти все записи из опубликованного Соммского дневника — не более чем краткие боевые сводки с немногочисленными личными отступлениями, представляющие интерес разве лишь для самого дотошного литературоведа или военного историка.
Разумеется, в нем не содержится ничего похожего на шокирующие подробности, которыми изобилует недавно обнаруженный дневник.
Во-вторых, следовало соблюсти авторские права Рука и посоветоваться с оставшимися в живых родственниками писателя. Редактор выражает благодарность миссис Элеоноре Марш из Танбридж-Уэллса, любезно давшей согласие на публикацию нижеследующих страниц.
И наконец, оставался вопрос самого содержания дневника. Репутация Джеймса Эдвина Рука — и как человека, и как поэта — казалась незыблемой на протяжении почти всего двадцатого века. Научная честность не допускает никакого замалчивания фактов, но очень нелегко решиться на обнародование материалов, в корне меняющих представление об исторической личности, составляющей гордость Британии и британской литературы. Таким образом, первое издание секретного Соммского дневника Джеймса Эдвина Рука отложилось на несколько лет не только потому, что для всестороннего подтверждения подлинности документа понадобились продолжительные скрупулезные исследования, но и потому, что редактора беспокоили последствия, которые будет иметь данная публикация для репутации и литературного наследия знаменитого «окопного» поэта.
ebooksa