— Согласен? На что?
— Глупый! — Майя дернула пояс халата, и он упал к ее загорелым длинным ногам.
Она, оказывается, все это время расхаживала совершенно нагишом, ну, в смысле, под халатом.
Она была в точности как Эдик воображал: длинноногая, с выступающими острыми тазовыми косточками, со смуглым впалым животом и нежной полоской золотистой шерстки, сходящей на нет у пупка.
— Я так ждала, — она подошла к нему совсем близко, дыхание ее отдавало бутербродом с луком и кофе, — так ждала. Всю эту долгую дорогу, в этом ужасном кресле, где и ноги как следует не вытянешь. Я смотрела в иллюминатор и думала о тебе.
Она держала его за плечи, прижималась темными острыми сосками к его груди, и он никак не мог размахнуться.
— Нет, — сказал он хрипло, — нет!
Он осторожно отодвинул ее от себя. Ему пришлось уронить базальтовый кругляшок, и тот со стуком упал и покатился по ламинату, но Майя не заметила, она смотрела на Эдика расширившимися темными глазами.
— Не сейчас. — Он подумал немного и осторожно поцеловал ее в лоб. — Когда твой отец в такой опасности… я… мы не должны!
— С папой ничего не случится, — сказала она, часто дыша, — то есть… ты прав, конечно. Я эгоистка. Ты такой хороший, Эдуардо!
Она нагнулась, чтобы подобрать сброшенный халат. Аккуратный темноволосый затылок казался хрупким и беззащитным. Сейчас!
Эдик огляделся — чертова чушка откатилась к самой стенке и теперь лежала рядом с плинтусом.
— Ничего, — она уже выпрямилась и теперь завязывала пояс, — скоро у нас будет много времени! Если папа и впрямь нашел тот заброшенный город… у нас есть фора — Рамирес арестован, его люди без него ни на что не способны. Папа, конечно, захочет передать сокровища властям, но с условием, чтобы его сделали куратором национального музея. Тур по всему миру. Слава. И все благодаря тебе, Эдуардо, все благодаря тебе… — Она зевнула, точно кошка; он на миг увидел изогнутый свод неба. — Ты прав, любимый. Нет, не прав, но все равно. Надо отдохнуть. Завтра тяжелый день.
Она, в свою очередь, поцеловала его в лоб и села на тахту, подобрав под себя ноги. Миг спустя она уже дремала, откинувшись на подушки, — густые ресницы отбрасывали тень на чуть впалые щеки, белая морщинка на круглом лбу разгладилась, и лицо стало совсем детским.
Она не боится его? Вот так просто заснула — и все? Или притворяется? Притворяется спящей, чтобы заставить его действовать?
Он подобрал керн и взвесил его на ладони. Осторожно, чтобы не потревожить Майю, положил его на компьютерный стол. Засунул руку в карман тренировочных и сжал в кулаке ключи. На цыпочках прошел в ванную, прихватив с собой все еще мокрые брюки и свитер. Переоделся, зашнуровал кроссовки и все так же на цыпочках выскользнул в коридор.
Сгустился туман, вокруг фонарей расплывались тусклые световые пятна, черные ветки отбрасывали размытые тени, повисшие прямо в плотном тумане. Эдик Беленький шел, внимательно глядя под ноги, на трещины в асфальте, к которым кое-где были приляпаны мокрые листья. Шел и видел вспышки света в зеленой мутной воде, ярких крохотных птиц, неподвижно парящих над цветами, себя, загорелого, в рубашке с распахнутым воротом, с легкой ношей за плечами. Майя шла впереди, и он видел ее затылок, тонкую шею, белый лепесток воротника. Путь был нелегок, но прекрасен и обещал чудесные приключения, и любовь, и дружбу, и славу, и миг ожидания был так же прекрасен, как миг свершения.
Эдик Беленький все шел и шел — куда-то к окраине и дальше, далеко-далеко, туда, где город перестает быть, переходя в заросшую колючей проволокой по хребту промзону, и еще дальше, туда, где мокрые рельсы принимают в себя печальные синие огни.
За его спиной, там, где висела в черном воздухе его квартира, громоздясь на другие такие же квартиры сонных и несчастливых людей, светилось окно. Потом погасло.
Куриный Бог
ebooksa