Этот мир отделился не так уж давно по астрономическим меркам, но успел обзавестись своей причудливой фауной — пока он размышлял, идти сразу в поселение или разбить палатку у речного обрыва (так, на всякий случай), толстая, мясистая, длиной в руку розовая лента высунулась на миг из сырого песка, быстро втянулась обратно и пропала там. Он так и не понял, кто это был — змея или гигантская многоножка.
Оставалось только надеяться, что в поселении такие не водятся.
Ограда из сосновых кольев была крепкой — самый настоящий форт; впрочем, колья не заостренные, без фанатизма.
Он поправил рюкзак, куда уместились палатка, спальник и все необходимое, и двинулся вдоль ограды в поисках ворот.
Нашел почти сразу — к воротам вела широкая гусеничная колея. След смазанный, разбитый, скорее всего за трактором на волокуше тащили бревна. Неподалеку он видел лесопилку.
Ни свалки, ни даже кучи мусора с внешней стороны ограды он не заметил. Хороший знак.
Ворота были распахнуты — чуть поодаль обнаружились и трактор, и рассыпанные бревна. Два деловитых человека в брезентовых куртках и сапогах стаскивали их в штабель.
Он сказал:
— Эй!
Они аккуратно положили бревно на землю и обернулись одновременно. Одинаково крепкие, обветренные, со светлыми глазами на кирпично-красных лицах. Потом они одновременно улыбнулись.
— Ты что, с материнки? — спросил один, который был чуть постарше.
— Ну как бы… да.
— Пешком? — спросил младший и хихикнул.
— Промахнулись, как всегда. — Он поддернул лямку рюкзака. — Пришлось вот идти.
— Лесом?
— Да, лесом. А начальство тут у вас какое-нибудь есть?
Они одновременно кивнули. Такие Труляля и Траляля. Ни в повадке их, ни в интонациях не чувствовалось никакой фальши.
— Захар на карьер уехал, — сказал старший, — там крепь обвалилась. Да нет, все в порядке, никто не пострадал. Но мороки много. Мы тут, видишь, строимся сейчас. Птицеферма, оранжерея… мастерские. Вон там, видишь? Там будет школа. И больница. — Он держался с достоинством человека, который не имеет причин заискивать перед пришельцем. — Хлебопекарня… — Труляля явно не нуждался в одобрении, ему просто нравилось перечислять — мол, вон сколько всего сделано.
И поскольку похвала лишней не бывает, он сказал:
— Угу. Здо́рово.